В начале 2000-х годов в обществе все активнее развивалась дискуссия вокруг базовых понятий устроения человеческого сообщества: права человека, свобода и ответственность индивидуума, соотношение личного и общественного. Было очевидно, что дискуссия затрагивает не только политические аспекты, но и основополагающие мировоззренческие понятия. С учетом того, что «в комплекс прав и свобод человека постепенно интегрируются идеи, противоречащие не только христианским, но и вообще традиционным моральным представлениям о человеке»[370], требования к государственному законодательству со стороны приверженцев полной свободы и безответственности отдельной человеческой личности становятся всё более категоричными, вопрос о правах и свободе человека приобрел сотериологическое значение, стал вопросом о спасении человека.

Позиция Русской Церкви, основанная на евангельском учении, церковном Предании и 2000-летнем историческом опыте, была крайне востребована в этой дискуссии, тем более что история XX века предопределила неучастие не только России, но и фактически всей Восточной Европы в выработке международных стандартов, приобретающих в эпоху глобализации статус «универсальных» и распространяющихся на все человечество.

Митрополит Кирилл обратился к этой проблематике еще в 1999 году, когда общественная дискуссия только начиналась, но потребность в поиске решения этой проблемы, по свидетельству Владыки, ощущалась «повсеместно и с чрезвычайной остротой». Он констатировал: «Суть проблемы видится не в том, что сформулированный на уровне международных организаций либеральный стандарт полагается сегодня в основу международной политики, а в том, что этот стандарт предлагается в качестве обязательного для организации внутренней жизни стран и народов, включая те государства, культурная, духовная и религиозная традиция которых практически в формировании этого стандарта не представлена»[371]; «Фундаментальное противоречие нашей эпохи и одновременно вызов человеческому сообществу в XXI веке — это противостояние либеральных цивилизационных стандартов, с одной стороны, и ценностей национальной культурно-религиозной идентичности, с другой»[372].