⁶⁰⁷ «Утопизм мыслит “новое творение” делом именно устрояющей человеческой воли, руководимой замыслом утвердить абсолютную правду, “Царство Божие” на земле, т. е. в категориальных условиях “этого мира”. Подлинный и последний идейный источник утопизма есть совершенно новая – по сравнению со всем кругом ветхозаветных и новозаветных представлений – религиозная идея <…> Это есть мысль, что мировое зло и страдание определены не вошедшей в мир, исказившей совершенное Божие творение и в пределах мира неустранимой, таинственной силой греха, а неправильным устройством самого мира. <…> Утопизм есть прежде всего отрицание догмата грехопадения. Ответственность за земную неправду он возлагает не на власть греха в мире, не на греховную человеческую волю, а на некие иные силы, повинные в неправильном и неправедном устройстве мира, – при полной последовательности мысли, на инстанцию, сотворившую мир. Это есть восстание человеческой нравственной воли против творца мира и против самого мира, как его творения» (Франк С. Ересь утопизма. Русское мировоззрение. СПб., 1996. С. 82).

⁶⁰⁸ «Слишком глубокие корни пустило зло, чтобы могло быть уничтожено без радикального лечения, без полного обличения» (Аксаков И. Эпистолярный дневник. Т. 2. М., 2004. С. 425).

⁶⁰⁹ По свидетельству их одноклассника (Вишняк. С. 166), другом Свенцицкого был Василий Владимирович Шер (1883–1940) – член ИФСО, с 1905 в РСДРП (меньшевик), участник декабрьского восстания в Москве (псевдоним – Пётр Петрович Королёв); в 1920-е член правления Госбанка СССР, в 1930 арестован, все ложные обвинения признал, приговорён к 10 годам лишения свободы, умер в тюрьме.

⁶¹⁰ Свенцицкий переехал в 1895 из Казани в Москву после смерти отца, 12 августа поступил в 4-й класс 1-й Московской классической гимназии, 24 апреля 1896 был оставлен на второй год по болезни и осенью попал в класс, где учился Василий Шер. Близко сошёлся с ним не ранее 1898, а настоящая дружба завязалась после скоропостижной смерти Бориса Кузнецова в декабре 1899.

⁶¹¹ Приводя этот отрывок, древлеправославный христианин замечает: «Храм, колокола – это внешность, “видимые вещи”. Однако как они спасительно действовали на душу ещё не совсем уверовавшего интеллигента. Даже грязный, холодный пол обновлял и оживлял его сердце. Если бы написал это признание старообрядец, разве не упрекнули бы его тотчас же в поклонении внешности, в обрядоверии? Разве не сказали бы, что угол храма и грязный пол для него имеют значение церковной истины и заслоняют собой живой источник – Христа, как говорят это о старообрядческих обрядах? Но как далеко это поклонение обрядам от обрядоверия и буквоедства, – это показал пример плачущего и “обновляющегося” Свенцицкого» (Мельников Ф. Старообрядчество и обрядоверие // Церковь. 1909. № 14. С. 475). Ср. также стихотворение 1904 Н. М. Минского (Виленкина):