Светлый фон

 

Если боль приводит к вере, если боль – это чистое полотно, и язык, соответственно, письменность, – это то, что показывает путь, к какой вере она приведёт?

Если боль приводит к вере, если боль – это чистое полотно, и язык, соответственно, письменность, – это то, что показывает путь, к какой вере она приведёт?

Это очень хорошее возвращение нас к теме боли. Кажется, раньше мы говорили – возможно, даже в «Нечеловеческом факторе» – о том, что когда Адам спускается к людям Золотого века, которые находятся в состоянии блаженной эйфории, блаженного комфорта, то с тем, что он приносит им язык, этот блаженный комфорт кончается: взрывается и уничтожается. Возникает острое противоречие между существом как биологической, хрупкой, нежной монадой и жёсткой, отрицающей его, давящей на него средой (палящей, поливающей, морозящей и так далее), то есть включается это столкновение. Столкновение «Я» и «не-Я», которое возникает с приходом языка. Язык, конечно, связан с болью, но вместе с тем язык тут же трансформируется людьми. Потому что адамический язык не создан для общения. Он открыт Адаму как уникальному Первосуществу – носителю Духа. Не первосуществу в Бытии, а Первосуществу как носителю Духа, как первому среди истинных людей. И это существо одно, и оно посвящено и посвящает себя мышлению. Отразить в мышлении, отразить в оперировании этими суперобразами свою миссию, своё назначение как наместника Творца.

 

То есть в самом начале язык был более сакрален. Есть любопытный пример о том, насколько наш язык сейчас профанируется. Сакральность языка может осталась ещё, допустим, в уголовной среде. Раньше за каждое слово нужно было нести ответ, а сейчас нет. А в бытовом общении язык потерял свою сакральность: мы можем говорить друг другу что угодно, и это никого не задевает, не обижает. То есть видимо первоначальный язык был в каком-то смысле сакральным, когда за каждое слово приходилось отвечать?

То есть в самом начале язык был более сакрален. Есть любопытный пример о том, насколько наш язык сейчас профанируется. Сакральность языка может осталась ещё, допустим, в уголовной среде. Раньше за каждое слово нужно было нести ответ, а сейчас нет. А в бытовом общении язык потерял свою сакральность: мы можем говорить друг другу что угодно, и это никого не задевает, не обижает. То есть видимо первоначальный язык был в каком-то смысле сакральным, когда за каждое слово приходилось отвечать?

Он был сакральным не в том смысле, что это был язык общения. Потому что язык общения сразу перестаёт отвечать своей адамической предназначенности. Он попадает к существам, которые находились в режиме общения до языка. Люди Золотого века находились в телепатическом общении друг с другом, они и так были некой общиной, неким роем, которые были связаны друг с другом телепатической коммуникацией. И они не нуждались в образах, в идеях, в концептах, в словах, и их общение, конечно же, было ситуативным. Тут нужно подчеркнуть, что общение всегда ситуативно, в том общении реально нет сослагательных наклонений, нет допущений в силу той грамматической сложности, которая предполагает язык, нет прошлого времени, нет будущего, это всегда ситуативная коммуникация существ, которые живут вне времени.