Стайлз устало откинулся назад, слегка ударяясь головой о металлическую стенку автомобиля. Свет резал глаза. Стилински так мечтал сейчас провалиться в темноту. Но ему этого не давало собственное сознание, раз за разом подкидывая воспоминание о мёртвом отце. Всё это было похоже на то, что он начал сходить с ума, потому что ни о чём кроме этого он не мог думать. Совершенно. В ушах стояло собственное сердцебиение и пульс. Постепенно поднималась головная боль, но она была такой слабой по сравнению с тем, что у него сейчас творилось внутри. Все внутренности скручивались в узел, грудная клетка сдавливалась болью, и к горлу подкатывал тошнотворный комок, который хотелось выблевать. Но всё что он делал, это, не двигаясь, сидел, пялясь в одну точку на потолке рассеянным взглядом.

В какой-то момент машина остановилась и ему помогли выбраться. Единственное различие, которое он заметил, это как воздух, пропитанный едким запахом лекарств, сменился свежим. Он вдохнул поглубже, но так и не смог окончательно прийти в себя. Поэтому дорога до палаты ему казалась какой-то слишком быстрой и невесомой. Будто бы он спал, и этого момента не запомнил. Сев на койку, он почувствовал какой-то дикий прилив усталости, и даже не заметил, когда ему успели дать какие-то лекарства. Боль всё ещё гудела в голове, тело от напряжения так же начинало болеть, и тьма в сознании подступала всё ближе. В какой-то момент он не выдержал и откинулся на подушку, прикрывая глаза и вслушиваясь в своё прерывистое дыхание. Но заснуть так и не получалось.

Сквозь пелену усталости он почувствовал, что кто-то его укрыл одеялом, и негромко что-то прошептал. Возможно, это была Мелисса. Но он не был уверен, так как не понял чужих слов, даже не разобрал голоса. В голове всё ещё стояла полная каша, а хотя бы обманчивое спокойствие не приходило. Но он чувствовал такую усталость, что был бы рад провалиться в сон, но этого не происходило и потому хотелось выть. Боль всё ещё наполняла всё его тело и даже и не думала отступать. Перед глазами резко пронёсся весь сегодняшний день, начиная с самого утра и до этого самого момента, где он лежал на больничной койке. Дыхание на мгновение прервалось, и Стилински, наконец, дал волю слезам, прикрывая глаза ледяной ладонью. Тихий всхлип нарушил тишину палаты, которая, казалось, давила на него.

Несколько минут, проведённых за попыткой рассмотреть что-то на тёмном потолке, совсем истощили его, и Стайлз совершенно не запомнил, в какой момент глаза закрылись, дыхание немного выровнялось, и он, наконец, погрузился в спасительную, успокаивающую темноту. Стало чуть теплее и немного спокойней. Палата обратно погрузилась в полнейшую тишину, и только слабый шум за дверью в коридоре портил её идиллию. Стало так спокойно…