Когда иностранная речь затихла, Кит не стал просить, чтобы перевели: у него была своя гордость — пусть себе треплются, ему по барабану. Однако Софи, кажется, впервые за день посмотрела на него, Кита, с интересом. Наблюдательный папа оценил в зеркальце обстановку на заднем сиденье и передал их разговор:

— Там ваш князь рассказал ее высочеству, что на месте его усадьбы и всех владений будут тесниться, как сельди в бочке, много-много усадеб и все за высокими железными оградами, и из них никуда толком нельзя будет выйти — сплошные железные стены и никакого тебе простора. Из усадьбы — только в машину и на дорогу. Типа, из большой железной бочки в бочку поменьше — и обратно. И ее высочество сказало, что, если так будут жить в наши дни всякие богатые люди, то, значит, и не будет ни у кого никакого настоящего богатства. Любопытная мысль, а?

— А что такое тогда настоящее богатство? — автоматически полюбопытствовал Кит.

— Либенс раум, — тут же ответила Софи, видно, все понявшая. — Пространство…

— Простор, — уточнил папаня. — Настоящий простор. Понимаешь? Вообще, без заборов. Чтобы вышел и пошел себе в любую сторону, куда глаза глядят.

— Ja, ja! — кивнула Софи. — Реал простор.

Кит раскинул мозгами, попытался понять… Вспомнил, как про это же, про какой-то неясный простор, говорил ему и князь… И даже Лев Константинович о чем-то таком намекал… Прикинул. Умом вроде бы можно было понять, о чем речь. Но что-то слышалось еще в этом слове «простор», чего Кит точно не догонял. Что-то он в жизни упустил…

— Это, Китон, — со вздохом оценил папаня молчание Кита, — надо было тебе провести детство в деревне, где с одной стороны бескрайние леса, а с другой — бескрайние поля… Или хотя бы в нормальном московском дворе. Тогда бы сразу догнал.

Кит мельком глянул на высочество: что-то не похоже было, что оно провело детство в деревне…

Высочество поняло взгляд Кита по-своему.

— А это есть острог, крепость, — имея в виду тот коттеджный поселок, указала Софи в окно, где уже пролетали мимо жутковатые просторы промзоны…

И еще что-то проговорила Софи по-немецки, не находя русских слов.

Папаня хохотнул.

— Ее высочество назвала этот коттеджный поселок «очень благоустроенной тюрьмой», — перевел он. — В ее эпоху в таких условиях содержали знатных узников… ну, тех, кому решили голову на плечах оставить. До поры, до времени.

— Что, совсем отстойно тут у нас? — не выдержал и печально поинтересовался Кит.

Папа что-то коротко перевел, немного перед этим подумав — наверно, о том, каким старинным немецким словом поточнее заменить словечко «отстойно», явно не известное триста лет назад.