Светлый фон

— Приземлиться?

— Приземлиться?

— Ха! Еще ни один самолет не остался в воздухе. Главное не просто приземлиться, а так, чтобы после этого можно было еще раз взлететь! Желательно на том же самом самолете! Понятно?

— Ха! Еще ни один самолет не остался в воздухе. Главное не просто приземлиться, а так, чтобы после этого можно было еще раз взлететь! Желательно на том же самом самолете! Понятно?

Еще бы не понять, мама. Это наш единственный самолет. Запчастей на него нет, топливо стоит дорого, а клану до нас никакого дела. Случись что с ним — мне до конца жизни вкалывать, не разгибаясь на чьей-нибудь шахте или каменоломне.

Еще бы не понять, мама. Это наш единственный самолет. Запчастей на него нет, топливо стоит дорого, а клану до нас никакого дела. Случись что с ним — мне до конца жизни вкалывать, не разгибаясь на чьей-нибудь шахте или каменоломне.

 

— Видите? Выбора нет, действовать надо сейчас.

Тяжелый вздох.

— Он вас за это не поблагодарит.

— Мне самому это не доставляет никакого удовольствия! Но выбора нет! Сестра! Хлороформ!

 

В зале тишина. Все смотрят на меня. Кто-то осуждающе, кто-то с презрением, некоторые даже с радостью.

В зале тишина. Все смотрят на меня. Кто-то осуждающе, кто-то с презрением, некоторые даже с радостью.

— Ты все сказал? — спокойно, даже равнодушно спрашивает старейшина клана, старый седой горец сидящий на подушках на почетном месте.

— Ты все сказал? — спокойно, даже равнодушно спрашивает старейшина клана, старый седой горец сидящий на подушках на почетном месте.

— Да! — с вызовом ответил я.

— Да! — с вызовом ответил я.

— Пусть самолет оставляет и идет!

— Пусть самолет оставляет и идет!