Она была жива.

Глава 21

Глава 21

Фейт стояла в больничной палате, глядя на Абигайль и ее дочь. В комнате было темно, и единственным источником света служили сигнальные лампочки аппаратуры, к которой была подключена девушка. Физраствор, антибиотики, смеси химикатов, нацеленные на то, чтобы поставить ее на ноги. Но ничто не могло исцелить ее дух. Ни один медицинский прибор не мог возродить ее душу.

Во время беременности Фейт втайне решила, что ее ребенок обязательно будет девочкой. С белокурыми кудрями и ямочками на щечках. Фейт мечтала покупать ей розовые платьица, заплетать ленты в косички и слушать рассказы о школьных влюбленностях, музыкальных группах и потаенных желаниях.

Джереми быстро развеял эти мечты. Душа ее сына лежала к незамысловатым увлечениям вроде футбола и триллеров. Его музыкальные вкусы были столь плачевны, что о них не стоило даже говорить. Его желания трудно было назвать потаенными: игрушки, видеоигры и — к ужасу Фейт! — живущая по соседству рыжеволосая шлюшка.

В последние несколько дней Фейт позволяла своим мыслям заглядывать в темные закоулки сознания, в которых время от времени бывают многие родители. Она спрашивала себя, что будет делать, если зазвонит телефон или в дверь постучит полиция и какой-то человек сообщит, что ее ребенок умер. Этот ужас таится в сердце каждой матери. Эти страшные мысли казались ей талисманом, предотвращающим истинное несчастье, как если бы она постучала по дереву или осенила себя крестом.

Глядя на спящую Эмму, Фейт поняла, что бывают вещи похуже такого телефонного звонка. Ребенка могли вернуть, отняв его личность, его сущность. Кошмар, который пришлось пережить Эмме, был написан на ее теле: кровоподтеки, ссадины, следы укусов. Уоррен пользовался девушкой, как хотел, реализуя с ней все извращенные фантазии, какие только могли прийти ему в голову. Он не давал ей ни еды, ни воды. Эмма была вынуждена опорожняться в комнате, в которой спала. Ее руки и ноги были связаны. Он регулярно ее душил, а после того, как она теряла сознание, снова возвращал к жизни. Девушка столько кричала, что ее голос превратился в еле слышный хриплый шепот.

Фейт ничего не могла с собой поделать. Она испытывала непередаваемую жалость не столько к ребенку, сколько к матери. Она вспоминала слова Уилла о том, что Эван Бернард фактически убил Мэри Кларк. Теперь было две Эммы Кампано: та, которой она была до Уоррена, и та, которой она стала после него. Хорошенькая девочка, которую Абигайль кормила грудью, с которой она играла в «ку-ку», которую она каждое утро отвозила в школу, а по выходным брала с собой в кино или за покупками, исчезла. Ее больше не было. На ее месте теперь находилась пустая оболочка, сосуд, наполненный чужими и незнакомыми мыслями.