Иногда ладони скользили или сжимали — кожа оказалась и правда мягкой, даже удивительно насколько, приятной на ощупь. Или это уже говорил откровенный недотрах длинной почти в два месяца, а кожа на самом деле была обычной?
"Поди разбери" — обречённо подумал он и поймал себя за тем, что сильнее прижимает тёплое тело к своему и постепенно начинает если не возбуждаться, то хотя бы чувствовать.
Ему нравилось. И голова все таки постепенно пустела.
Срываться не хотелось — это точно.
Катя ощущала, как расслабляется тело под ней, как ровно вздымается широкая грудь. Теплело где-то в душе, горело между ног, сладкой судорогой сводило внизу живота. Она получала особенное удовольствие — делать по-своему, не подстраиваться под предпочтения, не ловить презрительный взгляд, поднимая голову от чьего-то члена. В этом удовольствии она пошла до конца. Зачем нарушать только часть правил?
Высвободилась из сильных рук, скользнула вниз, спустила с Лёхи трусы. Захватила ртом головку, провела по ней языком, впустила член глубже и одновременно сжала яички. Потом отстранилась, приласкала пальцами смазанный слюной ствол, поцеловала низ живота. Продолжила работать руками, добавляя к этому язык, изредка позволяла головке проскользнуть внутрь, уткнуться в её нёбо.
— Блять... — приглушенно, тихо выдохнул Алексей. Всё-таки недотрах сказался почти сразу, как Катя перешла от слов к делу.
А ей нравилось. Её откровенно пёрло от всего, что сейчас происходило. Может она и была развращена работой, может секс и заменял ей сейчас робкое и скромное: «Ты мне нравишься», может она и пряталась, беззащитная и нежная, за роль проститутки, но сейчас она ловила кайф от тепла чужого тела и его реакций. Катя хорошо понимала: всё происходящее — просто совпадение. Лёха мог бы не прийти, мог бы не остаться, мог бы не согласиться... и всё это может никогда не повториться вновь. Разве стоило упускать такой шанс?
У Алексея рука чесалась запустить пятерню в волосы и сжать, но больше для галочки, а Лёха почему-то не мог сделать этого привычного движения. Будто боялся спугнуть её, что ли.
"Зашёл погреться" — с усмешкой подумал он, всё же вслепую нашарил голову девушки и мягко, осторожно, то ли поглаживал, то ли массировал кожу головы. Иногда только не удерживался и все же сжимал волосы: не настойчиво, надеясь, что Кате будет приятно. Она сейчас будто изменилась, была другой — Леха это чувствовал. Между той бабочкой, которой он вправлял нос на кухне и этой девушкой, ублажающей его по собственному желанию, была огромная разница. Наверное все дело было в трепете, с котором она спрашивала, в неровном дыхании, пока ещё не добралась до члена. Леха не переставал, даже в таком состоянии, считывать, думать, размышлять, хоть уже и о другом — о Кате. Какая она, наконец.