И внезапно стало тепло-тепло в груди, хотя на какое-то мгновение холодный ветер усилился. Таша нахмурилась, огляделась, кивнула куда-то в пустоту и быстрым шагом вернулась в машину, на этот раз забираясь на заднее сидение. Хотелось сохранить это тепло, треплющееся слабым огоньком внутри, а для этого — нужно, как учил Док, погрузится в себя. Но внутри обнаруживались только воспоминания.

У Меланхолии постоянно шумело в ушах. Там медленно билось сердце и жужжали потоки крови — составы поездов. Перед глазами всплывала темнота туннелей и изредка — яркие вспышки станций. Она бесконечно долго куда-то ехала, все звуки-голоса слышала не здесь, осознавала с опозданием пропавший голос Доктора; а сама лежала головой на коленях Марципан, которая касалась её руки так странно нежно, будто боялась отпускать.

— Так шумно... — тихо жаловалась Мел. — Так душно. Куда мы едем, Марц? Нам... точно туда надо?

Потом искала чужую руку, морщилась от противной усталости-боли, непонятно откуда взявшейся, переплетала пальцы, не находила сил сжать. Ждала ответа и видела в приглушённом холодном свете тёплые золотые глаза.

— Точно, — отвечала ей Марципан и голос у неё почему-то выходил дрожащим, — Разве забыла?

— Помню, — вздыхала Меланхолия. — Просто очень не хочу... никуда.

Приподнимала голову, пыталась увидеть больше и ближе, но не выходило, силуэт размывался, а голос совсем не хотел пробиваться через жужжание и шум. Тогда Мел прикрывала глаза и прекращала попытки, только притягивала ближе к себе чужую ладонь.