Вика сядет за его стол, задерёт свои стройные ножки и закурит. А когда Ушаков войдёт, она вдоволь насладится видом его изумлённой рожи. Она выпустит колечками дым и скажет ему свою речь. Что он ей сделает? Охрану вызовет? О, нет. Не вызовет, испугается, что при посторонних она выдаст секретик о его девственности. Смешные эти мужики. Даже взобравшись на самый верх, как маленькие, боятся всего, что может выдать их сексуальную несостоятельность. Ничего он ей не сделает, жалкий тридцатилетний задрот.

Вика открыла дверь и вошла.

Но её ждало разочарование. Эффектно задрать ноги на стол не получится. Дверь в туалет была приоткрыта, слышался звук воды. Звук воды резко прекратился. Повисла тишина. И что это может значить? Великий и ужасный Ушаков, как все смертные, ходит в туалет? Давит перед зеркалом прыщи? Принимает контрастный душ? Ковыряется в носу? Отлично! Она застанет его врасплох.

Вика распахнула дверь в туалетную комнату.

Первое, что она увидела, это лежащего на кафеле у унитаза Савельева, с расплющенной щекой и стеклянным глазом, устремлённым прямо на неё. Вика зажала рот руками. Она заметила за своим плечом в зеркале тёмную тень. Но не успела она обернуться и закричать, как рука Ушакова схватила её за волосы и ударила её лицом о кафельную стену. Раздался треск расколотых костей лба. Из носа Вики полилась алая кровь. Ещё раз. И ещё, и ещё. Дима методично бил Вику головой о стену, пока её красивое лицо не превратилось в кровавое месиво. Тогда он отпустил её. Мёртвая Вика обрушилась на пол рядом с мёртвым Савельевым.

Пустить воду, намылить каждый палец, между пальцами, тыльная сторона ладони, запястья. В стоке крутилась алая вода и никак не хотела смываться. Наконец, вода стала прозрачной. Дима вытерся полотенцем и посмотрел на себя в зеркало. Он был бледен, как кафельная стена на тех редких участках, куда не попала кровь. Туалетная комната была буквальна вся залита кровью. Сколько крови.

Сама виновата. Стучаться надо. Дверь сейчас открыта, сюда может в любой момент войти кто угодно: Лена, хотя нет, ему доложили, что та ушла, тогда секретарша Юля, кадровичка, Барков, Сучков, Егоров, да кто угодно. Они по очереди суют свои любопытные носы, и Дима мочит их в сортире, тоже по очереди. Ну разве это не уморительно? Дима начал хихикать, потом смеяться, потом хохотать, он просто не мог удержаться.

Ему пришлось врезать себе пощечину.

– У тебя истерика. Возьми себя в руки. Что, если бы она тебя видела сейчас? – спросил он строго у своего отражения в зеркале.

Кажется, он это уже где-то слышал.