Я догнала Маркса на узкой длинной веранде дома.

- Что с тем полицейским, которого перевязывают?

Он резко остановился и обернулся ко мне. В зеленых глазах сквозила безжалостная твердость. Обычно зеленые глаза представляешь красивыми или добрыми, но у Маркса они были как зеленое стекло. Очень он меня ненавидел, всерьез.

Я приветливо улыбнулась, а про себя подумала: так тебя растак. Но за последнее время я даже глазами научилась лгать. Это даже как-то грустно. Глаза - зеркало души, и если они умеют лгать, значит, в душе поломка. Даже если можно ее починить, все равно поломка.

Пару секунд мы любовались друг другом: он олицетворял жгучую ненависть, я - приветливую маску. Первым моргнул он. Кто бы сомневался.

- Его укусил один из выживших.

Я вытаращила глаза:

- Выжившие еще в доме?

Он покачал головой:

- Их повезли в больницу.

- Еще кто-нибудь ранен? - Если задаешь такой вопрос на месте убийства, то явно имеешь в виду копов.

Маркс кивнул, и враждебность в его глазах как-то убавилась и сменилась озадаченностью.

- Еще двоих пришлось везти в больницу.

- Тяжелые ранения?

- Да. Одному чуть не перервали горло.

- Еще кто-нибудь из жертв увечья проявлял агрессию?

- Нет.

- А сколько жертв?

- Двое и один мертвый, но пропало еще как минимум три человека, если не пять. Одна пара не учтена, но другие гости слышали, что вроде она собиралась на пикник. Остается надеяться, что они не попали на этот спектакль.

Я посмотрела на него. Он отвечал четко, по существу, профессионально.