— А где спасательные пояса? — прокричала она.
— У меня их нет. Если ты свалишься, тебя уже ничто не спасет. Может, спустишься к Вики?
Я видел, что Анжела готова согласиться, но она лишь отрицательно покачала головой.
— Я хочу видеть бурю.
Ну что ж, она увидит бурю, и слава Богу, что это еще не настоящий шторм. И все же нынешняя ночь напоминала хаос сотворения.
Грохот стоял оглушительный. Вой ветра вмещал в себя множество звуков — от самых высоких до страшного низкого рева, напоминающего бесконечный взрыв. В этом сумасшедшем оркестре море выполняло функцию ударных инструментов и било в корпус яхты с такой силой, что скрипели доски, и казалось чудом, что творение рук человеческих способно сопротивляться этому натиску.
Но если шум был просто страшен, то вид океана с огромными волнами внушал настоящий ужас. Невероятная смесь воздуха, воды и пены причиняла такую же острую боль, как и удар хлыста. И в этом хаосе белого, черного и серого нужно было еще держать курс и двигаться вместе с волнами, а то и поперек их.
С наступлением темноты ветер сменил направление на поперечное, хотя самые сильные порывы продолжали идти с запада. «Сикоракс» парила над этим адом, словно колдунья, в честь которой она и была названа. Мы взлетали вверх по склонам гигантских океанских гор и с замиранием сердца падали вниз, в пенящиеся ямы. Я ощущал многотонную нагрузку ледяной воды на киль, и вдруг «Сикоракс» накренилась так, что почти легла на бок и грот вот-вот должен был зарыться в серовато-белесый водоворот, и я услышал крик Анжелы, похожий на жутковатый зов самого ветра.
Но «Сикоракс» выпрямилась, благодаря металлу, заложенному в киль, тому самому металлу, который запросто утянул бы яхту на дно, если бы море выиграло эту битву. Впрочем, разве может речь идти о битве? Море не враждебно, оно не видит и не слышит нас, и, когда надежды не остается совсем, страх уходит, уступая место смирению и покорности.
Вода гуляла по палубе, шипела в шпигатах и заливалась в кокпит. Я заставил Анжелу работать насосом, чтобы согреться, иначе холод убьет нас раньше, чем море. Море будет стегать, хватать и рвать нас, а холод — тот просто убаюкает до смерти. Я отправил Анжелу в каюту и велел согреться там, а потом принести мне термос и бутерброды. Она принесла мне еду и вернулась в каюту. Я представлял, как она лежит на койке, сжавшись в комочек, и к ней прижимается кошка. Пока «Сикоракс» взбиралась на гребень волны, я откачивал воду, а когда мы с сумасшедшей скоростью скользили вниз, пытался выровнять яхту. От ветра у меня разболелись глаза. Этот ветер зародился где-то в центре Северной Америки, окреп в жарких пшеничных полях и превратился в область низкого давления, которая бродит по океану, собирая дожди, что потом прольются над ячменными полями Англии. И все же, несмотря на большие волны, нам достался не самый сильный шторм, приводящий к кораблекрушениям, которые так часты в Атлантике. Этот больше смахивал на рычащую дикую кошку, которая пробежит по воде и исчезнет. На метеокарте он будет выглядеть в точности как тот, в котором погибла Надежна Беннистер.