— Неужели?

— Из-за тебя. — Анжела повернула голову и посмотрела мне в глаза. — Я ведь не должна быть здесь, да?

— Мне хотелось, чтобы ты здесь была, — увернулся я от ответа.

Она улыбнулась.

— Может, я пойду затоплю печку?

— Ты хочешь уйти в каюту, когда сам Господь Бог зажег эти огни?

— А ты хочешь заниматься любовью в холодной каюте? — поинтересовалась она. Я колебался, и Анжела резко спросила: — Ник?

— Но ты же замужем, — неуклюже пробормотал я, сам того не желая, и замер в надежде, что Анжела разобьет все мои жалкие попытки соблюсти приличия.

Она в отчаянии закрыла глаза.

— Мне холодно и одиноко, я испугана и торчу на этой чертовой яхте только потому, что хотела быть с тобой, а ты корчишь из себя какого-то бойскаута. — В гневе она была прекрасна. — Ты знаешь, когда я последний раз просила мужчину лечь со мной в постель?

— Прости меня, — произнес я, чувствуя себя ничтожеством.

Анжела сорвала с левой руки кольца и сунула их в карман.

— Может, так тебе будет проще?

Принципы — это замечательная вещь, особенно когда они полностью растворяются в желании. Мы спустились вниз и разожгли в каюте печь.

* * *

— Ты действительно веришь в Бога? — спросила меня Анжела на следующий день.

— Не знаю, кто может отправиться в океан на маленьком суденышке и при этом не верить в Бога.

— А я не верю. — Анжела забралась на крышу кубрика и нежилась там на вялом северном солнышке, а я сидел в каюте, разложив вокруг себя запчасти. Если мы хотим достичь цели и перехватить «Уайлдтрек», нам непременно понадобится этот треклятый мотор.

За ночь море совершенно успокоилось, и к рассвету паруса висели, как белье на веревке. Все вокруг замерло в неподвижности — стрелка барометра, бледные, невинно прозрачные облачка на небе и даже струйка дыма из камбуза.

— А я не могу поверить. — Анжела, вероятно, размышляла вслух.