– Ума не приложу, – ответила Эвелин.

– Она говорила еще что-нибудь?

– Да. Про какую-то иглу. Вроде бы она не хотела, чтобы в нее втыкали иглу. Или чтобы игла была рядом. Короче, про иглу.

– Может, речь шла о наркотиках? – предположил я.

– Не знаю, – ответила Эвелин.

– А что вы подумали в тот момент?

– Ничего не подумала. Я мчалась в больницу, а Карен умирала у меня на глазах. Я боялась, что в этом повинен Питер, хотя и очень сомневалась. Боялась, что Джошуа дознается. Да чего я только не боялась!

– И того, что Карен может умереть?

– И этого тоже.

3

3

Снедь в этом доме подавали добрую. В конце обеда я вдруг поймал себя на том, что лучше бы мне вовсе не приходить сюда и ничего не знать о Питере и Эвелин. Да, мне просто не хотелось знать об их отношениях. И думать тоже.

После обеда мы с Питером тянули кофе. С кухни доносился звон посуды. Мне трудно было представить себе Эвелин возле раковины, но в обществе Питера она преображалась и вела себя совсем не так, как дома. Пожалуй, к такой Эвелин даже можно было испытать нечто похожее на расположение.

– Полагаю, – сказал Питер, – что я поступил несправедливо, пригласив вас сюда.

– Полагаю, что так.

Питер вздохнул и, поправив галстук, аккуратно уложил его вдоль объемистого живота.

– Я впервые в таком положении, – признался он.

– В каком?

– Когда меня держат за шкирку.

Мне подумалось, что он сам загнал себя в угол. Знал ведь, на что шел. Но я, как ни старался, не мог заставить себя почувствовать неприязнь к этому толстяку.