Я пошел по Кинг-стрит и зашел в «Южную кухню Дженнет». Это заведение оказалось реликтом прошлых времен, когда людям надо было брать подносы и стоять в очереди, чтобы получить жареного цыпленка, рис и свиную отбивную за прилавком. Я был единственным белым среди всех, но никто не обращал на меня особого внимания. Передо мной дымились цыпленок с рисом, но аппетита все еще не было. Я пил и пил один стакан лимонада за другим, чтобы освежиться, но это не помогло. Меня все еще лихорадило. Скоро здесь будет Луис, говорил я сам себе. Все встанет на свои места. Я отставил тарелку в сторону и отправился обратно в гостиницу.

Когда на город опустилась тьма, я вновь разложил на столе изображения женщины. Папка, в которой были фотографии с места убийства Ларуз и рапорты по делу, лежала у левой руки. Все остальное доступное пространство занимали рисунки Джеймса Фостера. На одной картине женщина была запечатлена в тот момент, когда она, обернувшись, смотрела через плечо. Место, где должно было находиться ее лицо, скрывали черные и серые тени; костяшки ее пальцев проступали сквозь ткань, облекавшую тело, которое выглядело как венозная сетка или чешуя, покрывающая кожу. Здесь, казалось, ощущалась какая-то сексуальная притягательность, смесь отвращения и вожделения, выраженная в художественной форме. Очертания ее ягодиц и ног были тщательно прописаны, как будто солнце просвечивало сквозь ткань; соски набухли. Она была похожа на коварную ламию из мифов, прекрасную женщину со змеиным хвостом, завлекающую путешественников своим чарующим пением, чтобы убить их, как только они приблизятся. На этом рисунке чешуя покрывала все тело незнакомки — мифологического персонажа, символизирующего мужские страхи перед агрессивной женской чувственностью. И именно это толкование нашло благодатную почву в воображении Фостера.

Был и второй постоянный мотив в его рисунках — яма, окруженная камнями и суровой бесплодной землей; тени тощих деревьев лежали на земле, как фигуры скорбящих над могилой. На одном рисунке яма была лишь темной дырой, напоминающей черты лица женщины; комки земли складывались в очертания губ и покрывало, обернутое вокруг лица. Но на другом столб огня вырывался из глубины земли, как будто бы в земле была прорыта скважина, уходящая в земную кору или в самый ад. Женщину в центре этого столба сжирало пламя, ее тела касались оранжевые и красные языки огня, ноги были раскинуты, а голова запрокинута назад в приступе боли или страсти. Здесь нужен бы скрупулезный психоанализ, но и без него совершенно ясно, что у Фостера была очень неуравновешенная психика. Это абсолютно точно.