Элен поджидала меня в вестибюле и молча провела через роскошные двери гостиницы на столь же величественную улицу. На ней снова была светло-голубая блузка, моя одежда за время поездки успела основательно измяться, она же умудрялась оставаться чистенькой и свежевыглаженной — я счел эту способность природным даром жителей Восточной Европы, — а волосы она скатала в мягкий валик на затылке и заколола булавками. Всю дорогу до университета Элен задумчиво молчала, и я не решался спросить, о чем она размышляет. Впрочем, кое-что она высказала добровольно.
— Так странно вернуться сюда, вот так внезапно, — сказала она, взглянув на меня.
— Да еще с чудаковатым американцем?
— Да еще с чудаковатым американцем, — тихонько повторила она, и в ее устах эти слова не прозвучали комплиментом.
Университет располагался в величественных зданиях, напоминавших уже виденную мною библиотеку, и я с некоторой робостью проследовал за Элен в просторный классический дворец со статуями в нишах второго этажа. Задрав голову, я сумел разобрать несколько имен в венгерской транскрипции: Платон, Декарт, Данте — все в римских тогах и в лавровых венках. Другие имена были мне незнакомы: Святой Иштван, Матьяш Корвинус, Янош Хуньяди… Эти помавали скипетрами или щеголяли в высоких коронах.
— Кто это"? — спросил я Элен.
— Завтра расскажу, — пообещала она. — Идем, уже шестой час.
Мы прошли через вестибюль, заполненный веселой молодежью — скорее всего, студентами, — и вступили в просторную комнату на втором этаже. Мне стало нехорошо при виде множества профессоров в черных и серых твидовых костюмах и небрежно повязанных галстуках, вкушающих с маленьких тарелочек белый сыр и красный перец, запивая сии яства напитком, издающим сильный лекарственный аромат. «Все они историки», — при этой мысли я чуть не застонал, а от сознания, что мне предстоит изображать их коллегу, ощутил сильнейшее сердцебиение. Элен тут же окружила кучка знакомых, и я мельком заметил, как она пожимает руку мужчине, чья белая шевелюра напомнила мне пуделя. Я уже собирался затаиться у окна, притворившись, что любуюсь великолепной церковью на другой стороне улицы, но тут рука Элен на секунду сжала мне локоть — благоразумно ли с ее стороны? — и направила в толпу.
— Профессор Шандор, заведующий кафедрой истории Будапештского университета и наш крупнейший медиевист, — сказала она, представляя мне белого пуделя, и я поспешил представиться в ответ.
Руку мне сжали словно стальные тиски, и профессор Шандор изъявил восторг по поводу моего участия в конференции. Я задумался, не он ли — друг таинственной тетушки. К моему удивлению, профессор говорил по-английски медленно, но отчетливо и правильно.