— Но мне нужно провести небольшую конференцию с племянницей. Вы отпустите Элен вечером ко мне? — Элен смутилась, но переводила дословно.

— Ну конечно, — отозвался я, возвращая тете Еве ее улыбку. — Наверняка вам о многом нужно поговорить после долгой разлуки. А я и сам собирался пригласить коллегу на ужин.

Взглядом я уже отыскал в толпе твидовый пиджак Хью Джеймса.

— Прекрасно.

Она снова протянула руку, и на сей раз я поцеловал ее, как истинный венгр, — мне впервые приходилось целовать руку женщине, — после чего тетушка Ева удалилась.

После перерыва последовал доклад на французском о крестьянских восстаниях во Франции в начале ново-исторического периода и еще два выступления на немецком и венгерском. Я снова устроился в последнем ряду вместе с Элен и наслаждался тем, что никто на меня не смотрит. Когда с кафедры сошел русский историк, занимавшийся прибалтийскими государствами, Элен тихонько сообщила мне, что наш долг исполнен и можно сбежать из зала.

— Библиотека через час закрывается. Выходим.

— Одну минуту, — отозвался я, — только договорюсь об ужине.

Я без малейшего труда нашел Хью Джеймса — англичанин, видимо, тоже искал меня. Мы договорились встретиться в семь часов в вестибюле университетской гостиницы. Элен собиралась на автобусе добраться к тете, и по ее лицу было ясно, что она всю дорогу будет гадать, что я услышал от Джеймса. Стены библиотеки сияли гладкой свежей охрой, и я в который раз подивился, как быстро отстраивается Будапешт, стирая следы, оставленные войной. Вспомнив намеки тети Евы, я подумал, что подобного результата помогает добиться не только коммунистический задор, но и жар венгерского патриотизма.

— О чем задумался? — спросила Элен.

Она снова натянула перчатки и придерживала перекинутый через плечо ремешок сумочки.

— О твоей тете.

— Если она тебя так очаровала, возможно, мама окажется не вполне в твоем стиле, — она лукаво улыбнулась, — но завтра увидим. А пока нам надо кое-что поискать здесь.

— Что именно? Что за таинственность?

Она не отозвалась, и мы вместе прошли в широкую резную дверь.

— Ренессанс? — шепнул я Элен, но она покачала головой.

— Стилизация девятнадцатого века. Первоначальное собрание только в восемнадцатом веке перенесли в Пешт — оно хранилось в Буде, да и университет находился там же. Мне один библиотекарь рассказывал, что большая часть старинных книг попала в библиотеку из семей, спасавшихся в шестнадцатом веке от оттоманского нашествия. Как видишь, и мы кое-чем обязаны туркам. Кто знает, где были бы теперь эти книги, если бы не они.