Георгеску хихикнул.

— Не расстаетесь с надеждой, да? Нет, старик прячется где-то в Снагове, поверьте моему слову. Конечно, в здешней часовне был склеп — там остался провал, в который ведет пара ступенек. Я копался там в прошлый приезд. — Он широко ухмыльнулся. — Местные после этого и говорить со мной не хотели. Но там все пусто, даже костей нет.

Он сладко зевнул. Мы передвинули припасы поближе к огню, раскатали постели, улеглись и больше не разговаривали. Ночь выдалась холодная, и я порадовался, что догадался одеться потеплей. Я лежал, глядя на звезды — они казались удивительно близкими к этой темной бездне, — и слушал, как похрапывает Георгеску.

Должно быть, незаметно для себя я уснул, потому что, когда проснулся, огонь почти потух, а вершины были скрыты облаками. Озябнув, я совсем было собрался встать, чтобы подбросить дров в костер, когда рядом раздался шорох, от которого кровь у меня застыла в жилах. Мы были не одни в развалинах, и наш сосед, кто бы он ни был, находился очень близко. Я медленно поднялся, раздумывая, не разбудить ли Георгеску, и гадая, не найдется ли в его цыганском скарбе, кроме котелка, еще и оружие. Шорох сменился мертвой тишиной, и напряжение было так велико, что я выдержал всего несколько минут. Вытянув из кучи сушняка ветку, я сунул ее концом в огонь и, когда тонкие прутья занялись, поднял над собой как факел.

В глубине разрушенной часовни вспыхнули красные огоньки глаз. Не стану врать, друг мой, волосы у меня встали дыбом. Глаза приближались, но в темноте я не сумел определить, насколько высоко они находились над землей. Долгое мгновение глаза изучали меня, и я вопреки разуму ощутил за ними понимание, словно неведомое существо знало, кто я такой, и оценивало мои силы. Потом снова зашуршала трава, и в светлое пятно шагнул крупный зверь. Он осмотрелся по сторонам и снова неторопливо ушел в темноту. Это был волк, очень крупный волк; в отблесках костра я успел рассмотреть косматую шкуру и тяжелую лобастую голову.

Я снова лег. Не стоило будить Георгеску, когда опасность уже миновала, но мне заснуть не удалось. Снова и снова передо мной — в воображении — вставал пронзительный понимающий взгляд зверя. Наверно, дремота все же подкрадывалась ко мне, когда из темноты леса донесся смутный шум. Одеяла больше не грели, и я опять встал и прошел через заросший кустами двор, чтобы выглянуть за край стены. К Арджешу гребень под стенами, как я уже говорил, обрывался отвесно, но налево склон уходил более полого, и оттуда долетал гул множества голосов. В лесу виднелись огни — словно кто-то еще развел костры у крепости. Я подумал, не заходят ли в эти леса цыгане, — утром надо будет спросить Георгеску. Словно на зов моей мысли мой новый друг вдруг вынырнул из темноты рядом со мной. Он завернулся в одеяло и сонно шаркал ногами.