— Я заснула, думая о матери и о статье, которую хотела бы написать по элементам трансильванских орнаментов — знаешь, местные народные вышивки славятся на весь мир, — а проснулась только теперь. — Она нахмурилась. — Мне снилось что-то плохое, но во сне была моя мать и она… она отгоняла от меня большую черную птицу. А когда отогнала, наклонилась и поцеловала меня в лоб, как целовала на ночь, когда я была маленькой, и я увидела отметину… — Она помолчала, как будто эта мысль причинила ей боль. — Я увидела метку дракона на ее голом плече, но метка не казалась чем-то ужасным — просто как родинка на теле. И после ее поцелуя мне стало не так страшно.

Меня охватила странная дрожь: вспомнилась ночь, когда я пытался сохранить трезвость рассудка от ужаса перед существом, сгубившим моего кота, мыслями о голландских купцах, которых успел полюбить. Что-то подобное защитило и Элен, хотя бы отчасти: она жестоко изранена, но потеряла не слишком много крови. Мы молча смотрели друг на друга.

— Могло быть хуже, — сказала она.

Я обнял ее и ощутил, как дрожат ее всегда твердые плечи. Меня и самого трясло.

— Да, — прошептал я. — Но мы должны защитить тебя от худшего.

Она вдруг покачала головой, словно удивляясь чему-то.

— Но ведьмы в монастыре! Не понимаю. He-умершие чураются таких мест. — Она кивнула на крест над дверью, на икону с лампадкой, висевшую в углу. — Это ведь лик Девы?

— Я и сам не понимаю, — медленно проговорил я, поворачивая ее ладонь в своих. — Но ведь мы знаем, что монахи путешествовали с останками Дракулы, да и похоронен он, скорей всего, в монастыре. Это само по себе странно. Элен… — Я сжал ее пальцы. — Мне еще вот что пришло в голову. Тот наш библиотекарь — он ведь последовал за нами в Стамбул, а потом в Будапешт. Не мог ли он оказаться и здесь? Не он ли напал на тебя этой ночью?

Она поморщилась.

— Понимаю. Он попробовал моей крови однажды и может захотеть еще, да? Правда, во сне я чувствовало что-то другое — гораздо более могущественное. Но как сумел один из них попасть внутрь, даже если они не боятся монастырей?

— Это проще всего, — ответил я, указывая на приоткрытое окно над койкой Элен. — О господи, зачем я оставил тебя здесь одну!

— Я была не одна, — возразила она. — В одной комнате со мной спали еще десять женщин. Но ты прав: он способен менять облик, как говорила моя мать… Летучая мышь, туман…

— Или большая черная птица, — вспомнился мне ее сон.

— Теперь я укушена дважды, можно считать, — чуть ли не мечтательно протянула она.

— Элен, — я встряхнул ее, — я ни за что больше не оставлю тебя одну, даже на час.