После кофе заметно полегчало. Девушка зашла в магазин, взяла упаковку древесного угля и две полоски филе, заботливо упакованных в лед мясником. Закинула покупки в багажник и направилась к дому сестры – благо до него оставалось пройти пару кварталов.

В фойе стоял Рамон – портье заложил руки за спину и размеренно покачивался на каблуках. Он увидел посетительницу, и его лицо озарилось широкой улыбкой. Придерживая перед Эйдриен дверь, Рамон радостно воскликнул:

– Здравствуй! Какая встреча! Ты за почтой?

Эйдриен зябко поежилась, потопала ногами, чтобы согреться, и сказала:

– Да, и еще приберусь чуть-чуть. Как дела у Джека?

– Лучше не бывает! Угадай, какие у меня новости. Я «поймал удачу», как Никки говорила.

– Да ты что?

– Ага. Мы с ней как раз обсуждали это перед самой ее… До того, как все случилось. Я получил роль.

– Какую?

– В фильме Скорцезе. Я – дворецкий номер два, Рамон Кастро де Вега. Каково?

– Ого!

– И еще я подумываю организовать любительский театр. Что скажешь?

– Почему бы и нет?

– Ладно, как будет, так будет… Почта Нико лежит на столике в кухне. Я там ее оставил. Ключ нужен?

– Нет, – ответила Эйдриен, – у меня свой.

Рамон проводил девушку к лифту, нажал кнопку вызова и щеголевато коснулся полей шляпы:

– Передам Джеко, что ты о нем спрашивала.

– Обязательно.

Скоро она оказалась наверху и направлялась к квартире сестры, упрекая себя, что до сих пор не захоронила прах.

Войдя в квартиру, Эйдриен ощутила сильный и совершенно неожиданный прилив грусти. Может, причиной тому стали недавно пережитые потрясения, а может, сама квартира вызывала такое состояние: засохшие цветы, спертый воздух. Тоска, как ее ни объясняй, окончательно вывела девушку из равновесия. Слезы брызнули из глаз во второй раз за утро, она вышла на балкон и стояла там, на морозном воздухе, оплакивая Никки и глядя на другой берег реки.