– Нежелательное осложнение, – продолжила она, бросаясь на постель.

– Нам следует обождать, – согласился Льюис, созерцая ее примерно наносекунду. А потом он набросился на нее так, словно завтра никогда не настанет.

После исчезли все запреты. Эйдриен, настолько закрытая, «застегнутая до последней пуговицы», точная и сдержанная, в постели вела себя совершенно бесстрашно. Она не боялась экспериментировать, и когда Макбрайд подумал, что можно и закончить, Эйдриен оперлась на локти и сказала, будто занятие любовью требовало какого-то оправдания:

– Видишь ли, мы здоровые молодые животные. Так что все вполне объяснимо.

– Ах, «животные»? Я сейчас тебе устрою «животных».

– Ой!…

– Ишь, «здоровые», – не унимался он. – Я тебе покажу «здоровых».

– Ты за это заплатишь, – сказала Эйдриен, забралась на Макбрайда и, пригвоздив коленями его локти к постели, склонилась над ним.

Льюис «заплатил».

Позже, заливаясь смехом, Эйдриен заявила, что ей стыдно за то, что она таким вот бесцеремонным образом «изъяла плату».

– Я знаю одно средство от стыда, – сообщил Льюис.

– Попробую угадать…

Средство помогло.

Затем они просто лениво лежали рядом. Макбрайд обнаружил колоду карт в столе, где по идее должна находится «Гидеоновская Библия»[51], и, усевшись на кровати, принялся развлекать возлюбленную карточными фокусами. Льюис мог разбить колоду одной рукой, что со стороны казалось простым делом, пока Эйдриен не попробовала повторить фокус сама: карты разлетелись по всей комнате.

– У тебя есть шляпа?

– Нет, – ответила она и хихикнула. – А что?

– Просто если бы у тебя была шляпа, я бы научил попадать в нее из противоположного угла комнаты.

– А зачем мне это?

– Так можно зарабатывать в баре, кидая карты на спор, если адвокатская практика не заладится.

Перетасовав карты, Макбрайд попросил Эйдриен выбрать карту.