Воцарилась гробовая тишина. Слышно было только попискивание компьютера с нижнего этажа. Помощники безмолвно таращились то на Голда, то на Оренцстайна.
Оренцстайн медленно поднялся, одернул пиджак. В его тихом голосе звучала угроза:
— Человеку с вашей репутацией лучше бы не наживать новых врагов.
— Человеку с моей репутацией уже нечего терять. — Голд передернул плечами. — А теперь попрошу вас закрыть за собой дверь.
Оренцстайн в сопровождении помощников мрачно вышел в коридор. На пороге обернулся, многозначительно подняв палец.
— Я вам этого не забуду!
— В чем и не сомневаюсь, — рассмеялся Голд. — Ничуть.
Оренцстайн с силой хлопнул дверью. Замора, давясь от хохота, что-то быстро записывал в блокнот.
— Ну просто черт меня побери!
— Что? — переспросил Голд.
— Не фильм, а конфетка! Просто черт побери! — Он взглянул на Голда. — Как ты думаешь, я не слишком молод для твоей роли?
— Салага! А почему бы тебе не сыграть самого себя?
— Нет, не выйдет. Роль уж больно хиловата. А мой режиссер этого не любит.
Голд встал и потянулся за пиджаком.
— Надо же кому-то в жизни быть и на вторых ролях. Такова жизнь. Пригладь вихры. Мы уходим.
— Куда?
— На похороны. Надо выразить соболезнование.