Перед войной Бойл-Хайтс был средоточием еврейской жизни Лос-Анджелеса. На холмах, к востоку от центра, лепились друг к другу небогатые каркасные дома, почти вплотную примыкая к синагоге. Теперь здесь осталась всего одна община, и «Таймс» не замедлила разразиться статьей, что порой, дескать, не набрать положенных десяти человек для совершения обряда. По мере того как удавалось скопить деньжат, евреи уезжали в более престижные районы, где ничто не напоминало им о том времени, когда их деды должны были вкалывать по двенадцать — четырнадцать часов в день, чтобы выбиться из нужды. Нынешние предпочитали селиться в Эсчино, в долине, в Западном Лос-Анджелесе, Беверли-Хиллз, Пасифик-Палисадес, Малибу и Санта-Монике. В Бойл-Хайтс ныне осталось совсем немного старых евреев, у которых уже не было сил — или денег — сниматься с места. Теперь здесь жили в основном мексиканцы, и стены были исписаны именами вроде Сли-пи и Допи, Локо и Негро, Чуэй и Уайт Бой, Чиндо и Чако. Этакий латиноамериканский вариант сказки про Белоснежку и семь гномов.

В Бойл-Хайтс было несколько еврейских кладбищ, и люди через весь город ехали сюда, чтобы почтить память близких. Одно из кладбищ называлось «Кедры Сиона», здесь и должны были сегодня хоронить Анну Штейнер.

Голд поставил машину так, чтобы они с Заморой могли наблюдать за похоронной процессией, которая как раз медленно входила на кладбище. Толпа кишела газетчиками, телевизионщиками — всеми, кто в эти дни смаковал подробности убийства Анны Штейнер, однако у самого входа путь представителям масс-медиа преградила полиция; репортеры сгрудились, расталкивая друг друга, чтобы успеть отснять наиболее эффектные кадры. Было много просто любопытствующих; на похороны явились старейшины еврейской общины, представители городской власти — двое членов совета и вся еврейская часть такового — Вакс, Пикус, Ярославски, Галантер, Бернсон, — кроме, к слову сказать, Харви Оренцстайна, — а также множество посетителей кафе «Вест-Пик», которые хотели сказать последнее «прости» покойной.

Голд с Заморой увидели из машины, как неподалеку затормозили два белых фургона, откуда высыпали парни из Еврейского вооруженного сопротивления в голубых форменных рубашках. Они тут же заняли вооруженную позицию по сторонам дороги, у кладбищенского входа. Некоторые держали палки и бейсбольные биты, но большинство было по-настоящему вооружено пистолетами и полуавтоматами. Фотокоры издали защелкали затворами аппаратов, что прибавило значимости серьезным лицам юнцов, которые делали вид, что ничего не замечают.