Сайго ничего не мог поделать с огромной массой противника” и ему пришлось уйти в глухую оборону; на него обрушился град ударов, и его черный костюм стал мокрым от пота.

Сайго проклинал себя за излишнюю самоуверенность. Наконец ему удалось освободить правую руку, и он нажал на пружину. Лезвие пронзило плечо противника над ключицей. Полицейский застонал, но неожиданно стал бороться с еще большей яростью. Сайго услышал громкий треск и понял, что лук ему больше не пригодится.

Полицейский изо всех сил надавил коленями на грудь Сайго, пытаясь оставить его без воздуха. Он допустил ошибку. Но откуда ему было знать, что ниндзя мог не дышать по меньшей мере семь минут?

Левая рука Сайго была зажата, и он не мог воспользоваться стальными когтями; вместо этого он выпрямил пальцы правой руки и ударил противника под ребра. На этот раз защитный жилет сделал свое дело и отразил смертельный удар. В отчаянии Сайго нанес удар тэттсуи — “железный молот” — в грудь полицейского.

Раздался треск, и хватка ослабла. Теперь Сайго оседлал противника и изо всех сил затянул шнурок на его шее.

Он услышал нарастающий звук, который становился все пронзительнее, и я то же мгновение пригнулся. Последовала ослепительная вспышка у правого виска, и Сайго покатился по полу, пробираясь в спасительную тень. Снова просвистела пуля, ударившись где-то об металл.

Еще один снайпер! Сайго притаился в тени толстой колонны, вслушиваясь в ночные шорохи. Из раны сочилась кровь, и он машинально поднес руку к голове. Всего лишь царапина. Но это говорит о его беспечности. “Мы не можем одобрить использование наркотиков — каких бы то ни было, — услышь он слова сэнсэя. — Наркотики сужают восприятие, концентрируют сознание в узкой области, хотя при этом создается прямо противоположное впечатление. Таким образом складывается искаженное восприятие действительности. Сужение сознания может наступить у каждого воина, и это особенно опасно на последних этапах поединка. Даже ветераны должны этого опасаться. Если вы чувствуете, что ваше внимание приковано к незначительным деталям, отступите и посмотрите на поединок со стороны”.

Сайго угодил в собственную ловушку. Иначе эта пуля никогда бы его не задела. Теперь ему нужно было время, чтобы восстановить силы. Недостроенный вестибюль уходил высоко вверх в тусклом свете у него над головой. Темный воздух давил на Сайго своей тяжестью, как водяной столб.

В первый раз у него мелькнула мысль о том, что он мог серьезно недооценить своих врагов. Он чувствовал себя беспомощным и ужасно одиноким — так же, как в ту ночь, в проливе, когда он дрожащими руками бросил в пучину часть самого себя; так же, как в ту минуту, когда он увидел мертвое лицо отца. Теперь, когда единственного человека, который понимал Сайго, не было в живых, у него не оставалось ничего, кроме последней воли Сацугаи. Все остальное не имело значения. Словно он передал свою жизнь в жадные руки духа дзикиники — демона-людоеда. Наверно, таким демоном был и его отец. Так думал Сайго, хотя уважал его больше всех на свете — за исключением своего тезки. Когда он впервые прочитал о жизни Сайго, он решил, что дух этого великого патриота вселился в Сацугаи. По буддийским верованиям, в этом не было ничего невозможного.