Ее сердце похолодело, когда она заметила, что он уже ступил на платформу. Казалось, он скользит сквозь густую потную толпу с величайшей легкостью, тогда как ей приходилось бороться за каждый дюйм продвижения вперед. У нее было такое ощущение, будто она оказалась в зыбучих песках: ее ноги неистово месят песок, а результата почти никакого. Словно в страшном сне.

К сожалению, это был не сон, Таня это отлично понимала. Поэтому она осторожно извлекла свою модифицированную “беретту” — мощное оружие для ближнего боя.

Она оглядывалась через плечо — точно так же, как это делал Русилов. Тогда Таня втихомолку подсмеивалась над ним, но сейчас не видела в этом ничего смешного.

Настолько велико было ее желание ускользнуть от своего преследователя, что она почти не обращала внимания на то, что творится перед ее носом. Для нее эти люди были лишь трясиной, через которую ей надо пробраться. Они перестали быть отдельными личностями, а превратились в одно существо, сводящее с ума своей медлительностью! Ей хотелось перебить их всех, разбросать их тела на сверкающем металлическом пути монорельса, уходящего к затуманенной смогом голубой вершине Фудзи, и оказаться в самолете, в полной безопасности.

Вдруг что-то жесткое ткнулось ей в грудь, и она в страхе отпрянула, видя, что Николас уже настигает ее.

— Ни с места, товарищ!

Грубый нью-йоркский акцент. Она крутанула головой. “Беретта” сама собой выскользнула из кармана, палец лег на спусковой крючок.

— Опусти эту штуку! — крикнул ей в лицо Льюис Кроукер. — Ты ничего не сможешь сделать. Бежать тебе некуда.

Таня в последний раз обернулась к приближающемуся преследователю и почувствовала, как он протянул руку к ее оружию. Она инстинктивно нажала на спуск и изготовилась было выстрелить еще, когда перед ее лицом возник черный одинокий глаз на расстоянии не более шести дюймов, с грохотом извергая вселенскую смерть.

* * *

Закончив говорить по телефону, Кроукер повернулся к Николасу.

— Нам надо оставаться на месте, пока группа поддержки Минка не сделает все, что надо. С полицией уже связались. Никто нас пальцем не тронет.

Николас молчал, не сводя глаз с накрытого простыней трупа Тани Владимовой. Полицейские уже были на месте происшествия, отделяя зевак от участников. Только что Николас имел краткий разговор с молодым сержантом на беглом японском. А впереди предстояла еще куча формальностей.

Его мысли были, однако, не здесь. Он вновь думал над словами отца о лишении жизни и искоренении зла из окружающего мира. Теперь он видел, что существует дилемма. Почему для того, чтобы сделать одно, приходится делать и другое? Разве нет другого пути? Неужели его не было в случае с Таней?