— Ты обманула Меня, мать.

Моника закрыла глаза, и слезы выступили из-под ее век.

— Ты бы никогда не стала слушать меня. Ты повернулась бы спиной к истине.

— Истина заключается в том, что ты всегда старалась помешать мне быть вместе с папой. — Одна часть ее сознания кричала: «Как ты можешь говорить об этом сейчас?», но другая, большая, убеждала в том, что это должно быть высказано, пока не поздно.

Моника сжала ее кисть руки покрепче.

— Ты всегда была такой прекрасной, такой чистой и невинной, а твой отец... Он смотрел на тебя такими глазами. Этот взгляд был каким-то... особенным. Он никогда не смотрел так ни на кого, даже на меня.

— Но он любил меня. Как ты могла...

— Он любил женщин, Дайна. — Ее глаза открылись, став шире и ярче. — Я знала об этом до того, как мы поженились, но считала, что это прекратится, когда он станет моим мужем. Однако этого не произошло.

— Мать!..

Дайна попыталась вырвать руку, но Моника вцепилась в нее мертвой хваткой. Она оторвала голову от подушки.

— Теперь ты достаточно взрослая, чтобы знать правду. Ты хотела знать, ты должна знать. — Ее голова упала, глаза вновь закрылись, но лишь на мгновение. Было видно, что ей трудно дышать.

— Твой отец не мог или не хотел останавливаться. Я полагаю, что он все же любил меня по-своему. Он не хотел бросать меня. Однако, я всегда подозревала, что только из-за тебя. Я знала, что он не вынес бы разлуки с тобой и поэтому принимал все как есть... а в свободное время продолжал развлекаться. — Вдруг она, крепко зажмурив глаза, закричала. — О господи, помоги мне! — Дайна решила, что ей очень больно и собралась было вызвать сиделку, но Моника, собравшись с силами, продолжала. — Во мне копилась обида на тебя, это правда. Только ты связывала меня с ним. Я не могла удержать его, а ты могла.

— Но мать...

— Дайна, помолчи, пока я не закончу. У меня нет сил ругаться с тобой. — Ее пальцы поползли вверх и переплелись с пальцами дочери. — Я знаю, что заставила тебя уйти из дому. Я знаю, как я обращалась с тобой. Меня опьянила свобода, подаренная мне смертью твоего отца. — Она слабо улыбнулась. — Я знаю, что должна казаться тебе бессердечной, но постарайся взглянуть на это моими глазами. Постарайся понять, как он обходился со мной; как я обходилась сама с собой. Да, я хотела выставить тебя из дома, но, — слезы вновь показались у нее на глазах, — только после того, как ты ушла, до меня стало доходить, что я натворила, и... как сильно я любила тебя. Я никогда... видишь ли, беда в том, что я никогда не могла воспринимать тебя как личность. Прежде ты всегда была чем-то, что сохраняло наш брак, мостом между мной и твоим отцом.