— Я была в Америке, в Бостоне. Работала там какое-то время. Встречалась со студентами — в Кембридже полно студентов из самых разных стран. Мне все там нравилось: университет, студенты, бесконечный обмен мнениями, вообще, атмосфера студгородка. Я буквально ходила пьяная от всего этого. А потом, когда вернулась в Москву, очарование кончилось; я стала скучать по студентам, по Кембриджу, по Америке. Я оставила часть своей души там, в другом полушарии. Я была безнадежно влюблена и не находила себе места. Можно ли влюбиться в город, в университет? Почему нет? Но я страдала от этой любви, тоска по Америке камнем лежала у меня на сердце. — Ирина остановилась и перевела дух. Дельфин подплыл ближе, у него был такой вид, словно он тоже слушал. — Теперь я знаю, какие чувства испытывала шекспировская Джульетта. Часто любовь и страдание неотделимы друг от друга.

— Да, — согласился Одиссей. — Это правда. И воспоминания тоже часто причиняют боль. Воспоминания о том, что было и чего не было, грустные мысли о непройденных дорогах, о несовершенных поступках, о непережитых чувствах.

Ирина наблюдала за игрой света и тени на лице Одиссея, и видела на нем печаль, и ощущала эту печаль всем сердцем.

— Ты находишься здесь по собственной воле? — спросила она.

— Вопрос из области метафизики, — сказал Одиссей. — Даже не уверен, что я в состоянии на него ответить. Знаний может не хватить.

Ирина вскинула голову, но ничего не ответила, промолчала. Она уже немного научилась пользоваться паузами в разговоре.

— Вопрос о свободе выбора — очень непростой и очень важный, Допустим, человек уверен, что он делает что-то по своему собственному желанию, но так ли это на самом деле? С детства нам внушают определенные понятия, кроме того, мы бессознательно впитываем множество информации от наших близких, знакомых, друзей, и эта информация оседает в нашем мозгу, прибавь сюда воспитание и образование. Вот и получается, что, когда мы вырастаем и начинаем вести самостоятельную жизнь, мы судим о себе и своих поступках очень субъективно.

Пока Одиссей говорил, Ирину почему-то начало знобить, и она, чтобы согреться, прижалась к нему. Ей было так хорошо вместе с ним, и близость их была восхитительной, но чем дальше, тем сильнее мучили Ирину неприятные мысли. Только что она познала настоящую свободу и не хотела терять ее.

— Интересно, — заметил Одиссей, — ты обнимаешь меня точно так же, как и других своих любовников?

— А ты ревнуешь? — игриво ответила Ирина вопросом на вопрос, стараясь казаться веселой, но от этого ей стало еще тоскливее.