Улыбка раздвинула лицо милиционера. Улыбка, постепенно превратившаяся в оскал. Милиционер согнулся, встал на четвереньки, вытянулся, раздался в толщину, и рыкнул.

Теперь это снова была волчица.

Громадная, седая. Она провела широкой лапой по люку: на металле остались борозды. Глаза Белой загорелись неистовым огнем, и она стала быстро-быстро царапать сталь обеими передними лапами.

Люк начал прогибаться, трещать; куски цемента разлетались по комнате.

Снизу раздались испуганные крики и петушиный подростковый бас, прикрикнувший на кого-то.

Белая подпрыгнула и всей тяжестью рухнула на люк.

Люк обрушился вниз.

В глаза ей взметнулся ослепительный огонь, и уши заложило от грохота: пуля обожгла лоб.

Белая рухнула вниз всей тяжестью, ломая деревянную лестницу с перилами. Внизу она вскочила на ноги, мгновенно огляделась.

Пыль и пороховой дым заполнили подвал, но людей здесь не было: они ушли в боковой ход, черневший в забетонированной стене.

Белая прыгнула в зияющее отверстие, — и словно натолкнулась на что-то, на миг зависла в воздухе, словно в вате, и мягко опустилась на пол.

— Уйди с дороги! — рявкнула она, тяжело дыша.

— Здесь нет того, кого ты ищешь, — возразил низкий голос.

— Есть! Я чувствую запах девы. Я даже вижу её: красивая черноглазая цыганка, слишком молоденькая, правда, но я давно уже стала замечать твою склонность к педофилии… Прочь!

— Эту цыганку зовут Наталья. Ей только двенадцать лет. И она ни в чем не виновата, — спокойно ответил голос.

— Ага! В двенадцать цыганские дочери иногда уже выходят замуж. Уходи, именем твоего покровителя Велеса!

— Велес давно уже умер.

— Да, но ты-то еще жив. Наследник Волха, бывший пастух, защитник выродков и сук!

Внезапно огонь вспыхнул прямо перед ее глазами, так что Белая вначале отшатнулась. А потом рассмеялась лающим смехом.

— Ты вздумал напугать огнем меня? Меня, повелительницу огня? Ты сгоришь и станешь пеплом, горсточкой праха, которой уже нет и не может быть возвращенья…