— Есть у тебя такое чувство, что ты должен делать то, что я велю?

Он задумался, и я подавила порыв посмотреть на него, посмотреть, как он думает.

— Нет, — ответил он тихо.

Я медленно вдохнула и выдохнула, открыла глаза и чертовски сильно напряглась, чтобы смотреть только в лицо Ашеру, а не куда-нибудь еще.

— Видишь, значит, ты никак не в моей власти или что-нибудь в этом роде.

Он слегка наморщил лоб:

— Значит ли это, что ты в моей власти?

— Я не могу перестать на вас смотреть. Не могу перестать думать о том, что мы сделали, что еще могли бы сделать.

Он резко засмеялся, и этот смех я ощутила на коже как удар.

— Да как же ты можешь о нас не думать, когда мы перед тобой в таком виде?

— Какой ты скромный, — сказала я, прижимая руки к себе, будто их совсем уже больше девать было некуда.

— Анита, я тоже о тебе думаю. О бледной линии твоей спины, крутизне бедер, холме зада подо мной. И это ощущение, когда я трусь о мягкое тепло твоей кожи.

— Перестань! — Мне пришлось отвернуться, потому что трудно стало дышать и краска запила лицо.

— Почему? Ведь мы все трое сейчас думаем об этом.

— Ma petite не любит, когда ей напоминают о наслаждении.

— Mon Dieu, почему?

Я вовремя подняла глаза, чтобы увидеть это универсальное галльское пожатие плеч у Жан-Клода. Оно может значить все и ничего. Обычно у него это получалось грациозно, сегодня — устало.

— Анита! — сказал Ашер.

Я посмотрела на него и на этот раз сумела смотреть в глаза, да только глядеть в эти восхитительные глаза было не намного менее соблазнительно, чем на это восхитительное тело.

— Ты мне сказала, что хочешь ощутить меня у себя внутри, как я помню. И когда я обнажил тебе шею, ты сказала: «Да, Ашер, да».