Светлый фон

— Значение вашего имени такое же, как у Аттилы, царя гуннов? Того самого, из «Песни о нибелунгах»? — уточнила я.

Как раз сегодня днем я вспомнила кое-что из этой истории. Именно с Аттилой сражались первые Меровинги за владычество над той самой землей, которую гораздо позднее стремились захватить штурмовые отряды Генриха Гиммлера, — весьма важная связь, надо заметить. Пальцы у меня начали слегка дрожать, и не только от холода. Забыв о голоде и усталости, я старательно размышляла, к чему все это может привести.

— Правильно, — кивнул Волга. — Ваша бабушка родилась в тех краях, которые с незапамятных времен представлялись лакомым кусочком всем завоевателям. Даже сегодня борьба за него еще далеко не закончена. В прошлом веке на эти самые земли имели виды немцы, французы, турки, британцы и русские, а в более давние времена их завоевывал Чингисхан, а еще раньше мой тезка Аттила. Речь идет о Центральной Азии. Наи более поздняя версия этой борьбы погубила моего отца и свела меня в Париже с вашей бабушкой Пандорой, когда мне было всего десять лет.

— Вы имеете в виду борьбу за владычество над Центральной Азией? — спросила я.

Перед моим мысленным взором нарисовалась почти зримая целостная картина. В горле у меня пересохло, я быстро сглотнула и решила попробовать поймать свой шанс. Даже если Волга не знает того, что мне очень хочется узнать, я мало что потеряю.

— Волга, — сказала я, — а вы сами понимаете, как вся эта история, география, мифы и легенды связаны с моей бабушкой? Вы сами знаете, что содержится в ее манускриптах?

Волга мрачно кивнул. И вскоре я поняла, что его огорчает.

— Меня с детства воспитывали как ашуга, — сообщил он. — И мне известна вся неписаная история нашего народа. Когда моих родителей убили во время Первой мировой войны, во время так называемого Балканского кризиса, всколыхнувшего весь мир, меня подобрал цыганский табор, бежавший из этого региона. Я как-то перебивался вместе с остальными цыганскими детьми, выпрашивая милостыню. До римского завоевания в Трансильвании жили даки, что означает «волки», поэтому я не удивился, что двадцатилетнего парня, который привел меня в табор, звали Дакианом. Он оказался классным скрипачом, а позже даже стал учить музыке юношу по имени Лафкадио Бен, которого мы нашли в Зальцбурге в конце войны.

Я хотела спросить кое о чем, но потом решила, что лучше дать ему продолжить, и прикусила язык.

— Когда Дакиан начал понимать, какое воспитание я получил, — ведь, несмотря на мой детский возраст, я знал древние легенды, о которых мало кто слышал, — он сказал, что я должен отправиться во Францию и встретиться с его «кузиной» Пандорой. Он хотел, чтобы я рассказал ей все, что знал, и она уж поймет, что надо делать.