И все же оставался самый главный вопрос:
Это начисто лишено всякого смысла. Или я неправильно понял Карен?
Я взял трубку и, несмотря на то, что было уже два часа ночи, набрал ее домашний номер.
Послышался сонный голос. В этот момент я был в низине каньона, и в течение нескольких секунд шли помехи, но они исчезли, как только мы вырвались на вершину. Я задал Карен вполне простой вопрос: в заявлении Мартина окружному прокурору Питеру Хэйту в качестве убийцы Элис Фульц фигурируют Рассел Монро и Грейс Вилсон или только Рассел Монро?
— Рассел, ты мне обещал, — сказала Карен.
— Я знаю, и мне очень неловко. Но в данный момент, Карен, мне необходимо позаботиться уже о собственной заднице.
— Ты же знаешь, как легко прослушиваются все эти радиотелефоны.
— Мне грозит обвинение в убийстве, а потому скажи, пожалуйста, Карен, Хэйт собирается предъявить обвинение мне одному или мне и Грейс?
Последовала долгая пауза, которую опять сменил треск, пока мы взбирались на очередной холм. Когда связь восстановилась, Карен сказала:
— Грейс не будет названа. Ты один. Они рассчитывают на то, что она согласится сотрудничать с ними и дать соответствующие показания.
Какая бы воля ни руководила моими действиями, в тот момент — мне показалось — она улетучилась. Я словно поплыл — в невесомости, лишенный остатков сил.
Эмбер взяла меня за руку.
— Мартин намерен заставить Грейс выступить с показаниями против тебя?
Я кивнул.
— Она с самого начала была в этом замешана. Как же это похоже на Грейс! О Боже, Рассел, если бы ты только мог видеть ее так, как вижу я.
— Через пять минут мы оба ее увидим.
* * *
Грейс спала в комнате для гостей, когда мы вошли.
Рядом с ней сидел мой отец — с ружьем на коленях. Он пил кофе и читал журнал.