— Все кончено? — прошептала она.

— Все кончено. Все кончено. Все кончено.

Первым прибыл Мартин Пэриш.

Я беззвучно поприветствовал его. Так же молча указал на лежавшее на лестнице тело Ди, после чего проводил его в гостиную, где Изабелла уже снова сидела в своем кресле, а Полуночный Глаз валялся на полу между кухней и столовой.

— Привет, Изабелла, — мягко сказал Пэриш.

— Привет, Марти.

— Ты в порядке?

— Кажется, да.

Мартин надолго застыл над распростертым телом Глаза.

Я стоял рядом с Изабеллой.

Потом Марти сдернул с лица Глаза бороду и положил ее рядом с его головой.

Мы почувствовали что-то похожее на шок. Перед нами было самое заурядное и притом довольно симпатичное, хотя и изуродованное шрамами лицо. Прямой и вполне интеллигентный нос. Высокий лоб, с залысинами, под тонкими, торчащими в разные стороны волосами. Пара глубоко посаженных, очень темных и все еще раскрытых глаз, в которых затаилась пережитая боль.

Мартин покачал головой и посмотрел на нас.

Я возвышался над Изабеллой, опустив обе руки на ее все еще подрагивающие плечи, и смотрел на безжизненное тело человека, занимавшего половину моей кухни.

Подойдя к нам, Мартин указал на диван и спросил:

— Не возражаешь?

— Располагайся, — ответил я.

Он тяжело плюхнулся на диван.

— Надо же, одиннадцать человеческих жизней — а взамен них всего одна-единственная, жалкая жизнь его самого.

— Рак, — сказала Изабелла.