«Мы видели его в аэропорту. Он был одет как Грета Гарбо, в меховое манто и все такое. В такую жаркую погоду надеть меха – никто не станет так поступать, если нет необходимости, значит, это он...»

«Он пытался забраться в раздевалку на бейсбольном стадионе. И у него была его старая перчатка».

Или последнее перевоплощение.

«Он был в форме. Я видела его с парой других полицейских. Они ничего не поняли, но я сообразила. Я знаю, что это он...»

Пресса впала в неистовство, почти как в случае с Симпсоном. Каждый день, когда я входила в участок или выходила из него, там уже толпились репортеры с микрофонами и камерами. Женщины причесывались и прихорашивались в ранние утренние часы, мужчины надевали костюмы от Армани – что их заставляло так поступать? Конечно, каждый надеялся на удачный снимок или интервью, чтобы сразу стать знаменитым на всю страну. То был один из способов повысить рейтинг Нильсена[66].

Наверное, во всех профессиях есть свои «рейтинги».

Я чувствовала себя защищенной от всей этой вакханалии, благодаря любезности Фреда, обеспечившего мне анонимность до тех пор, пока у нас на руках не появятся все козыри, – один из тех редких случаев, когда я была полностью с ним согласна. До того как мы вышли на Дюрана, у нас имелись все основания сохранять тайну. Теперь, когда мы не сомневались, что похищения совершал именно он, нам требовалась помощь населения, но при этом мы рассчитывали, что нам не будут мешать, – и тут все зависело от четкости работы службы информации. Впервые за свою карьеру я поняла, в чем смысл работы нашего пресс-секретаря Хэзер Маруни – она оказалась на переднем крае борьбы с гражданскими лицами. Существовала лишь совсем небольшая вероятность, что меня выдаст кто-то из отдела – если вдруг выяснится, что у меня есть неизвестный враг, что казалось мне сомнительным, поскольку я всегда старалась вести себя прилично. Фред беспокоился, что мое имя назовет кто-нибудь из окружения Дюрана.

В результате тайное стало явным, но ребята из нашего отдела были не виноваты, да и пресса хранила молчание. Обо мне рассказал сам Уилбур Дюран.

Глава 29

Глава 29

В глубине души я понимала, что Жиль де Ре чудовище, сам дьявол, и, называя его этими именами, я надеялась, что он лишится власти надо мной. Я рассталась со своим материнским отношением к нему, перестала быть женщиной, которая вытирала ему в детстве слезы и укладывала спать, когда его собственная мать забывала о нем. Я больше не могла страдать за него, сочувствовать его боли, не могла защитить от ужасов, случившихся с ним волей его деда, от которого никто – ни я, ни вечно отсутствующие родители, вообще никто на свете – был не в силах его уберечь.