Генерал Толстой, помнится, с тоской вздохнул, отправляя текст статьи в редакцию журнала через компьютерную почту Интернета. Августа поняла, что ему не хочется, как кристаллу сахара или соли в воде, растворяться в новой общественно-политической теории. Генералу Толстому хотелось, чтобы вода вокруг него сама превращалась (растворялась?) в кристаллическое древо, по ветвям которого он бы взбирался к власти над миром.

Но у него не было другого выхода. Даже ему было не дано помешать ходу вещей.

– Помешать – да, – подтвердил он, когда Августа попеняла ему на излишнее самомнение, – но не оспорить.

– Что ты подразумеваешь под этим, дед? – удивилась Августа.

– Улучшить, – усмехнулся генерал Толстой, – сделать ход вещей еще более гладким и совершенным.

– Ход вещей не может быть более гладким и совершенным, чем ему предназначено, – строго заметила Августа.

– Доченька, – внимательно посмотрел на нее генерал Толстой, – хочешь, я объясню тебе, что лежит в основе так называемых неразрешимых противоречий, столько лет занимающих лучшие умы человечества?

– Вероятно, то, что человечество недостаточно прислушивается к твоему мнению? – предположила Августа.

– Нет, доченька, – покачал головой генерал Толстой, – я не страдаю манией величия. В основе неразрешимых противоречий лежат ошибочные представления о том, что нравственные, моральные, экономические и прочие законы, сформулированные неким парнем чуть более двух тысяч лет назад, конечны и неоспоримы. В основе неразрешимых противоречий лежат ошибочные представления, что мир – это то, что человек знает из книг, со слов других людей, что видит своими глазами. В основе неразрешимых противоречий лежит ошибочное представление, что с возникновением и концом так называемой человеческой цивилизации в окружающей действительности случится что-то выходящее за рамки возникновения и конца именно этой – отдельно взятой и в конечном итоге тупиковой – цивилизации. Ее тупиковость, доченька, заключена хотя бы в бессмысленном с точки зрения дальнейшего развития зеркальном воспроизведении, перманентном навязывании вновь рожденным мыслящим особям матриц-взглядов, против которых в душе каждой особи в так называемом подростковом возрасте происходит гибельное восстание. Смиренное принятие воли большинства – чужой воли! – за истину – это конец, доченька, ведь так? Тут не может быть двух мнений!

– В отличие от вас, товарищ генерал, – возразила Августа, – у меня нет вечной жизни. Я существую, чтобы довести до конца одну-единственную мысль. Вы знаете какую. А я знаю, что никто, даже вы, не сможете мне помешать, потому что в данный момент я сильнее всех в мире!