– Но мир создан одновременно по тысячам абсолютно несопоставимых, изначально не сравнимых друг с другом матриц, – сказал генерал Толстой. – Я говорю о Вселенной, доченька. Ты – о, быть может, случайном порыве ветра, сбивающем меня с ног…

– Случайных порывов ветра не бывает, – заметила Августа. – Вселенная для меня начинается и заканчивается с порывом ветра, сбивающим тебя с ног. Вне порыва ветра для меня жизни нет. Дед, ты, кажется, забыл любимые тобой слова Ленина, что электрон столь же неисчерпаем, как и атом. Я знаю, ты помог им создать государство, возлагал на них какие-то надежды. Все в прошлом, дед. Ты предусмотрел все – любые неожиданности – кроме единственного: что ты им будешь не нужен. Тебе не на что опереться, дед. Лучше бы тебе… – Августа чуть не сказала: «превратиться в крысу и спрятаться в норе», но сдержалась, – не ссать против ветра, дед.

– Ты права, дочка, – вздохнул генерал Толстой, – мне даже известна точка невозврата. Помнишь, года три, кажется, назад, в разгар предвыборной президентской кампании охранники задержали каких-то людей, выносивших из Дома правительства чемодан с миллионом, что ли, долларов?

– Смутно, – честно призналась Августа.

– Дело даже не в том, что они выносили из Дома правительства миллион долларов, – продолжил генерал Толстой, – в то время как половине страны не платили зарплату, а в том, что те, кто выносили, были объявлены честнейшими людьми, героями, защитниками веры, то есть демократии. Впоследствии все они были повышены по службе – потом их, правда повесили, но это не важно, а задержавших их охранников уволили со службы, отправили в отставку, обвинили в воровстве и заговоре. И это было воспринято в обществе как должное. Когда пройдена точка невозврата, – вздохнул генерал Толстой, – остается надеяться на отдельных – лучших – людей жертвовать последними козырями ради того чтобы… – не договорил.

– Достойно проиграть, – закончила за него Августа.

– Достоинство проигрыша, – сказал генерал Толстой, – зачастую оборачивается тем самым легендарным количеством, переходящим в качество.

…Генерала Толстого не было на службе – ни в кабинете, ни на загадочном «а ля 1949 год» банном этаже на Лубянке. Регистрирующий звонки помощник, как автоответчик, сообщал, что генерал заболел. Августа пыталась связаться с ним по пейджеру, спутниковому и сотовому телефонам – генерал Толстой молчал, как рыба.

У Августы даже мелькнула мысль, а не решил ли он часом поиграть с ней в прятки? Но это было невозможно. Во всяком случае, до того момента, как генерал пожертвует последними козырями.