– Как нет? – покраснел ещё больше Лукницкий. – Знаком, – хрипло ответил он пряча глаза от питерского сыскаря.

– Откуда?

– Так он служил у нас: пустой человечишко. Фунтик, а не человек. И к нашему, стрелочному делу мало приспособлен. Но не глуп. Точно скажу: не глуп.

– Откуда такой вывод?

– А как глупый человек может большие деньги добыть? Никак невозможно.

– А он добыл большие деньги? Откуда ж ты знаешь?

– Так он три дня назад из Пскова приехал, и денег при нем – видимо-невидимо, тыщи…

– Так уж и тыщи… Сам видел?

– Сам не видал, лишнего не скажу. А народ говорил – тыщи… И вещи разные. И монеты золотые… И…

– Ну-ну, говори…

– И особенно всех, кто видал, поразила вещь драгоценная. Я в Пскове в храме на пасху был, у нашего архимадрита почти что такую видел. Но та, что у Ивана Михайлова, – та побогаче будет. И золото краше, и камни драгоценные крупнее будут: очень старинная вещь.

– Так и старинная? Откуда видно?

– А золото, говорили, стертое, и манера, я извиняюсь, другая: нынче так не делают. Я человек малообразованный, объяснить не смогу, а люди, что видели, говорили, что работы старинной вещица.

– Ну-ну, рассказывай.

– А что тут рассказывать, ваше благородие. Приехал Ванька и знай себе стал кутить с братом Федькой.

– И где ж они кутили? 3наешь ли?

– Как не знать? У нас Окулово – не Псков, тут кроме трактира Федота Лукича Шаповалова и места приличного не сыщешь, – там и кутили…

Лукницкий по прежнему прятал глаза. В конце концов Климентьев отвел в сторону начальника станции, спросил в упор:

– Можно ли, однако, доверять этому Лукницкому? Не подведет?

– Никак нет, – ответил, в свою очередь, пряча глаза, начальник станции.