В четвертом ящике среди скомканной газетной бумаги мне улыбнулся темный лик бронзового Вишну. Поддельный или нет, понять было невозможно.

– Мадам! – услышала я встревоженный вопль слуги за спиной.

Я повернулась и спокойным голосом произнесла:

– Мистер Анменн попросил меня принести... еще несколько... подсвечников для дополнительного освещения во время торжественной церемонии.

Слова «торжественная церемония», по-видимому, произвели на слугу должное впечатление, потому что он молча закрыл за собой дверь. Просмотрев в общей сложности десяток ящиков, я узнала только то, что большая часть произведений индийского искусства предназначалась для трех галерей под названием «Голиаф». Я уже начала размышлять над сим многозначительным фактом, как вдруг в комнате раздался голос моего свояка:

– Розалинда! Чем это ты здесь занимаешься?

Проспер смотрелся удивительно элегантно в легком костюме из натурального шелка, по цвету очень точно соответствующем шампанскому в бокале в его руке. У него за спиной стояли усмехающийся Анменн и Руперт.

– А, мисс Бенегал, – сказал Анменн. – Значит, мой слуга был все-таки прав.

Мне ничего не оставалось, как ответить на это своей обычной наглостью. Я попыталась рассмеяться, но почувствовала, что смех застрял у меня в глотке.

– Руперт, вам следует посмотреть...

Бутройд резко оборвал меня, на его лице изобразился ужас от одного предположения, что кому-то придет в голову связать его имя с моим поведением.

– Умоляю вас, поверьте мне, мистер Анменн, я к этому не имею никакого отношения.

Анменн снисходительно улыбнулся:

– У меня нет в этом ни малейшего сомнения, Руперт.

Бутройд производил впечатление спаниеля, трущегося о ноги хозяина и пытающегося держаться подальше от незримой границы, отделяющей их от меня.

– Я уведу ее отсюда, Тони, – предложил Проспер.

– Ерунда. Наша дорогая Розалинда просто слишком много выпила, – произнес Анменн фальшивым голосом радушного хозяина. – Ей обязательно нужно что-нибудь перекусить.

Он усадил меня и Руперта по обе стороны от себя за длинный стол, обернутый бесчисленными метрами муслина, как стулья Христо. Состояние других гостей свидетельствовало о том, что я была здесь не единственной, кто не знал меру в алкоголе.

– Тони сказал нам, что он сохранял это местечко для последней... возлюбленной Калеба Мистри, – протянул худощавый мужчина с высокомерно тупым выражением верблюжьей физиономии. – А ведь нам всем известно, что сезон дождей – самое эротическое время.