– Поднимитесь-ка сюда, – услышал он голос полицейского сверху.

Оставив Джилл внизу, он поднялся по лестнице. Полицейский с напряженным, побелевшим лицом ожидал его. Маршалл прошел в спальню.

Бетти и двое детей лежали навзничь на кровати. Все трое раздеты, у всех перерезано горло. Убийцы связали им руки так, словно семья вышла на воскресную прогулку – мать посередине, дети по обе стороны. С первого взгляда было ясно, что они уже мертвы.

– О Боже! – раздался сзади голос Джилл.

Он быстро обернулся и обнял ее, пытаясь загородить страшную картину. От ужаса она не в силах была пошевелиться. Маршалл повел ее прочь из комнаты.

Внизу он усадил ее в кресло.

– Побудь здесь. Мне надо кое-куда сходить.

– Куда? – Она все еще не могла оправиться от шока.

– Ронейн в опасности. Возможно даже, его уже нет в живых. – Он ободряюще улыбнулся и пошел к двери.

– Маршалл! – окликнула Джилл.

Он оглянулся.

– Теперь я понимаю, почему ты должен закончить это.

Он кивнул и вышел из дома.

То, что осталось от Ронейна, было еще живо.

Ему сняли кожу с груди, с предплечий, со ступней, ягодиц, бедер, со щек и почти со всей спины. Облили перекисью водорода и оставили умирать.

Но, несмотря на хрупкое телосложение, этот человек оказался настоящим львом.

Беспокойство о судьбе своей семьи отодвинуло боль на второй план.

Когда Маршалл его обнаружил, он был в полубессознательном состоянии, еле дышал, но живой. Все его тело – сплошная открытая рана, Маршалл решил не трогать его и дождаться «скорой помощи».

– Бетти, – прошептал Ронейн, когда Маршалл опустился рядом с ним на колени.

– Все в порядке, – солгал он. – Крепись, браток. Ради них ты должен выжить.