– Прекрасно, Джилл.

– Чего ты ожидал? – Чем больше она сожалела о сказанном, тем труднее было остановиться. – Он был точно таким же. Тоже все время жаловался на разницу в возрасте.

– Кто?

– Мой отчим, черт возьми. Кто же еще?

– Зачем ты вспоминаешь об этом?

– Ты сам начал. – Она отодвинулась от него. – Ну и что ты сделаешь? Ударишь меня, как он?

– Ты не можешь все время прятаться за него.

– Чушь.

– Да? Не думаю. В этом ты вся.

– Может, я хочу большего, чем ты можешь предложить. – Она видела, что это причиняет ему боль, но не могла остановиться. Конечно, он прав, она никого не подпускала слишком близко. Он был не единственным, и она не могла признаться в этом, не обидев его. Никто для нее не значил так много, но все равно этого было недостаточно. – Видишь ли, жизнь – это не фильм Джона Уэйна[16].

– Что ты этим хочешь сказать?

– Хватит меня расстраивать! – закричала она. – Ты сам знаешь, что я хочу сказать. – Она негодовала на его спокойствие, на то, что вышла из себя и предстала в таком нелепом виде. Она принялась бить его, а он с легкостью парировал ее слабые удары. – Не издевайся надо мной. Не считай меня ничтожеством.

Маршалл подождал, пока она успокоится. Завернувшись в простыню, Джилл сидела к нему спиной.

– Ну вот, только этого мне и не хватало, – пожаловался он.

– Чего еще?

– Отвернуться и уснуть после скандала.

– Ну и нечего мучиться. Мы только и знаем, что орать. Они так и не пожелали друг другу спокойной ночи.

Маршалл лежал молча, злой на свою несдержанность. Он силился успокоиться и сосредоточиться на предстоящем задании. Вызвал в памяти лицо Ронейна, попытался представить его боль. Полчаса ему понадобилось, чтобы отвлечь свои мысли от неподвижной, почти безжизненной фигуры, лежащей рядом с ним.

Маршалл не мог уснуть, думал о Ронейне, о его ужасных страданиях. Он предположил, что его партнер под пытками мог рассказать, где Маршалл живет, и, возможно, о письме из Манчестера. Значит, они могут знать о Джилл и о тех, на кого она работает. Маршалл не обвинял его, так как каждый человек имеет свой предел выносливости. Он представлял себе, как сейчас мучается Ронейн, сознавая, что подверг своего партнера смертельной опасности и, возможно, навлек гибель на свою собственную семью.

Пришло время отомстить. Он предъявит счет тем, кто нанес Ронейну эту неизлечимую рану.