«А чего, собственно, ты тут из себя строишь девочку? — спросил себя президент. — Почему же ты плакал, когда взорвали в Буйнакске дом, и когда увидел на экране убитого ребенка, извлеченного из-под обломков? Это что — минута слабости? Ты тогда задал себе глупый вопрос — как Люди могли такое совершить? И что ты в ту минуту ответил себе? Это не люди… но и не животные, ибо животные на такое зло просто не способны. Ты так подумал и в тот же вечер гусенята из НТВ озвучили версию одного бандитского главаря, который утверждал, что взрыв — это дело рук российских спецслужб. И когда сейчас ты говоришь, что ты не киллер, ты лукавишь и снова оглядываешься на тех же гусенят. Скажи себе прямо: я пришел в это ущелье, чтобы сотворить справедливое возмездие и пока будет биться мое сердце, я от этой мысли не откажусь. Эти люди находятся вне закона с того летнего дня, когда они вошли в Буденовск и погубили 120 безвинных душ. Тебе этого мало? А как же быть с непреложным: пусть лучше погибнет весь мир только бы восторжествовало правосудие?.. Ведь тебя этому учили в университете. Учили… Тогда давай разберемся, что ты понимаешь под словом „правосудие“ ? Обыкновенное дело — процесс: расследование, доказательства вины, борьбу сторон — обвинения и адвоката. А разве у меня мало доказательств? Вопрос в другом: можешь ли ты, глава государства, быть в одном лице и судьей и палачом? Даже, если речь идет о террористах? А вот это уже заумь: сейчас я частное лицо и меня могут убить, взять в плен и я могу сейчас подохнуть от солнечного удара… И, как частное лицо, убив тех, кто на протяжении многих лет терроризировал мою страну, я всю ответственность и весь грех беру на себя. И только на одного себя. Я готов один гореть в аду и быть проклятым всеми гусенятами мира лишь бы больше не взрывались дома и не висела угроза разлома государства…»

И как будто Шторм услышал его мысли.

— Я не согласен, что этих ребят надо обязательно отдавать правосудию. Они нетранспортабельны. И они делом доказали, что категорически против российского судопроизводства. И, в-третьих, это сугубо мужское дело, как мы друг с другом поступим… Мы с ними устроим маленький междусобойчик — кто кого первый умоет, тот и в дамках…

Между тем, пока Барс усаживался в плетеное огромных размеров кресло, который ему поднесли два боевика, из крайнего прямоугольного проема появились вооруженные люди и цепочкой направились в сторону северного створа ущелья. Их было человек двадцать, у всех на плечах противотанковые гранатометы, поперек груди — автоматы, двое несли продолговатый ящик, возможно, с патронами. Один из тех, кто сидел у стены, что-то им крикнул по-чеченски, махнул рукой и цепочка разразилась громким хохотом.