Проектор заработал, и стало слышно потрескивание пленки.

Ши Чонгминг знал, как следует хранить пленку: не было ни осыпания, ни растворения полимеров. Не было теней и перекручивания изображения.

Прошли первые рамки, экран очистился, и появился человек — худой, напуганный. Он стоял посреди заснеженного леса. Согнувшись, он смотрел в камеру дикими глазами. Казалось, он вот-вот прыгнет на оператора. Я покрылась гусиной кожей. Это был Ши Чонгминг, молодой Ши Чонгминг. Он сделал шаг вперед и беззвучно крикнул что-то в объектив. Похоже, он готовился прыгнуть, когда что-то отвлекло его. Он повернулся и побежал в противоположном направлении. Камера последовала за ним и вышла на тропинку. Взмахивая руками, Ши Чонгминг прыгал через ветки и канавы. Он был таким худым — не человек, а палка в мешковатой стеганой одежде. Впереди него, в конце тропы, появились две неясные фигуры, одетые в пальто с меховыми воротниками. Они стояли спиной к камере, близко друг к другу, и смотрели на лежавшее на снегу тело.

Проектор громко трещал. Когда камера приблизилась к лежащей фигуре, картинка дернулась, и один из стоявших людей удивленно обернулся. Его глаза ничего не выражали. Прищурившись, он посмотрел сначала на крошечного китайца, который бежал к нему, размахивая руками, а затем — на оператора. В следующие несколько кадров попали только снег, листья и ноги.

Я представляла себе шум на горном склоне, пыхтенье, треск камеры и веток под ногами. Затем камера снова поднялась, в этот раз она подошла ближе, встала в футе от второго человека. Затем настала пауза, чувствовалось замешательство оператора. Но вот камера двинулась вперед, и человек резко обернулся, уставился прямо в объектив. Блеснула звезда на фуражке.

У меня прервалось дыхание. Прошло более пятидесяти лет, а узнать человека было очень легко. Молодое лицо, казалось, было вырезано из дерева, и оно было больным, очень больным. Серым и потным. Но глаза — все те же. Глаза и мелкие, как у кошки, зубы, это было видно, когда он оскалился.

Механизм камеры, должно быть, заело, потому что картинка исчезла, проектор загремел, словно поезд, готовый сойти с рельсов, но неожиданно изображение снова появилось, теперь уже под другим углом. Камера смотрела на Фуйюки. Он стоял, обливаясь потом, тяжело дыша, маленькие струйки пара поднимались в воздух. Фуйюки слегка согнулся, и, когда камера чуть отошла в сторону, я увидела, что он вставляет штык в ружье. Возле его ног лежала на спине женщина, платье задрано выше талии, брюки порваны, и живот весь на виду.