Я опустилась на стул, уставилась на свои дрожащие руки.

— Я подумала, что с ней все будет в порядке, что ее заберут и спрячут где-нибудь, чтобы мои родители ее не нашли.

Ши Чонгминг, шаркая, обошел стол и положил руки мне на плечи. После долгой паузы вздохнул и сказал:

— Я не понаслышке знаю, что такое горе. Но… у меня нет слов, чтобы утешить вас. Нет слов.

— Ничего. Вы были добры, пожалели меня, сказали, что невежественность не то же самое, что зло, но я-то знаю. — Я утерла глаза и попыталась улыбнуться. — Знаю. Вы никогда не сможете простить меня.

63

63

Как измерить власть ума над телом? Фуйюки никогда бы не поверил, что крошечный мумифицированный труп ребенка Ши Чонгминга не является панацеей, источником бессмертия. Он берег и скрывал его столько лет, понемногу отщипывая кусочки, а это было всего лишь плацебо, и то, что столько лет сохраняло ему жизнь, было его собственной неколебимой верой. Те, кто окружал его, тоже в это верили. Когда он умер во сне, две недели спустя после кражи ребенка Ши Чонгминга, все поверили, что произошло это из-за потери его секретного эликсира. Но были и скептики, которые втайне считали, что смерть Фуйюки наступила в результате стресса, вызванного внезапным интересом, проявленным к нему рабочей группой из Министерства юстиции США.

Это была небольшая команда, специализирующаяся на расследовании военных преступлений, и члены команды были рады познакомиться с неким профессором Токийского университета Ши Чонгмингом. Получив возможность предать останки дочери земле, Ши Чонгминг раскрылся, как раковина в горячей воде. Он шел к этому событию пятьдесят три года, добивался разрешения на въезд в Японию, боролся с бюрократией Министерства обороны, но сейчас, когда он нашел ребенка, все вышло наружу: его записки; солдатские личные знаки; фотографии лейтенанта Фуйюки. Все было упаковано и отправлено с курьером в Вашингтон, Пенсильвания-авеню. Чуть позднее за океан последовал 16-миллиметровый черно-белый фильм, благодаря которому команда опознала Фуйюки.

Возникли подозрения, что из фильма что-то вырезано, что какие-то кадры, по всей видимости, удалены недавно. Это была моя идея — убрать несколько кадров, на которых Ши Чонгминг отдавал ребенка. Я сама это сделала в комнате гостиницы Нанкина — грубо, с помощью ножниц и скотча. Я приняла это решение за него, решила, что он не должен мучить себя. Вот так все просто.

Я завернула кассету в мягкую обертку, тщательно написала черным маркером адрес на посылке. — «Доктору Майклу Бурана, IWG, Министерство юстиции». Я могла бы послать копии врачам в Англии и той медсестре, которая в темноте присаживалась у моей кровати. Могла бы отослать копию с засушенным цветком соседке по палате. Но делать этого я не стала. Я повзрослела и теперь очень много знала. Знания меня переполняли. Инстинктивно я различала, что происходит от безумия, а что — от невежества. Мне не надо было больше ничего и никому доказывать. Даже самой себе.