Женщины нервничают, ждут сигнала.

Одна из них, светловолосая, с испуганным взглядом, говорит первой. По два предложения. По-русски. Затем она поворачивается к темненькой, и та переводит на шведский.

Они серьезны, голоса их напряжены, они никогда не делали этого прежде.

Так они говорят в течение двадцати минут.

Рассказ о трех годах из их жизни.

Свен сидел выпрямившись. Он настойчиво смотрел на комиссара. Ждал реакции.

И она наступила. Не сразу, правда. Только когда обе женщины закончили говорить.

Он заплакал.

Он спрятал лицо в ладонях и наконец перестал сдерживать слезы, накопившиеся почти за тридцать лет, – слезы, которых он так боялся и которые не решался излить.

Свен не мог на него смотреть. Только не это. Омерзение, гнев и ярость охватили его. Он подошел к видеомагнитофону, вытащил кассету и положил на стол у дивана.

– Ты подменил одну из двух.

Свен показал пальцем на кассету, подвинул ее к Эверту.

– Я просмотрел все протоколы допросов. Густав Эйдер говорил о двух кассетах. И о камере хранения на Центральном вокзале.

Эверт, всхлипывая, посмотрел на Свена, но ничего не сказал, слезы все еще текли по его лицу.