– Какого черта ты вламываешься ко мне?

Свен Сундквист перевел дыхание. Такие вспышки гнева он видел и раньше. Но не страх. В этом он был уверен. Раньше Гренс никогда не выказывал страха. А сейчас он сидел в своем собственном кресле, и ему не удавалось скрыть свой страх за агрессивностью.

Свен посмотрел на комиссара:

– Скажи, Эверт. Ты знаешь, какой тяжелой иногда бывает правда?

Его больше не заботило, хочет ли Эверт, чтобы он сидел. Он встал. Посмотрел в окно, провожая взглядом машины, которые двигались от одного красного сигнала светофора до другого. Сделал пару шагов по комнате и прислонился к стене с книгами.

– Ты тот человек, с которым я провожу почти все дни. Больше, чем с женой. Больше, чем с сыном. И я не развлекаться сюда пришел. Я тут потому, что у меня нет другого выхода.

Эверт Гренс откинулся на спинку кресла и внимательно смотрел на Свена.

– Ложь, Эверт. Дьявольская ложь!

Тот не пошевелился. И не сводил с него глаз.

– Ты солгал. И я хочу знать почему.

Эверт Гренс фыркнул:

– Никак у меня тут прокурор завелся?

– Я хочу, чтобы ты ответил на мои вопросы. Фыркать и обзываться можешь сколько угодно. Я готов.

Он снова отошел к окну. К огням машин, которые двигались все медленнее. Так хотелось, чтобы все это поскорее закончилось.

– Я взял больничный на два дня.

– Однако стоишь тут вполне здоровый и играешь в допрос.

– Я не был болен. Я ездил в Литву. В Клайпеду. Меня послал Огестам.

Свен Сундквист предвидел это. Он знал, что сейчас Эверт вскочит и заорет:

– Чертов прокурор! В Литву! За моей спиной!

Свен подождал, пока тот откричится.