— Валя, наливай!

— Уже.

— За любовь!

Берия встал, жестом заставляя подняться остальных. Поддержал его лишь Лютик.

— За идеалы! — дополнил Берия свой же тост.

— За возражения… — пробормотала Марина.

Два мужика стояли друг напротив друга, разделенные лишь столом. Взгляды их крепко сцепились — не разорвать. Они оба явно «улетали» — как и все вокруг. Из темных глубин выползало прошлое, перемешиваясь с настоящим, внося в мозги опасную путаницу. Что-то такое было у них в прошлом… что-то глубоко припрятанное…

— За нашу и вашу свободу, — сказал Берия со значением и нехорошо усмехнулся. Подозрительно заглянул в кружку, выпил, крякнул и сел на место.

Лютик вылакал свое пойло молча. Грохнул стакан о доски. Садиться не стал: уперся кулаками в стол.

— Ты… В моем доме — о свободе? Не сходи с катушек, четырехглазый. А ты, — ткнул он пальцем в Валентина. — Ты, это… грабли подбери.

Валентин сидел максимально близко от Марины, ласкал ее шею одной рукой (во второй была кружка) и шептал, что обожает зверь-баб, умеющих дыбать по зенкам, и что его любимый фильм — «Бони и Клайд».

Берия укоризненно покачал головой:

— Я, уважаемый гражданин, никогда самообладания не теряю. Как истинный поэт своих чувств…

— Да ты говно, а не поэт… Клоп… вертишь меня на капусту…

Лютика заметно мотало. Берию — тоже.

— Ты сядь, сядь, гражданин Лютик. Ты человек труда. И мастер — класса высокого… Хай-класса ты мастер… Поэтому все тебе прощаю. Ты только сядь…

Валентин хотел налить Марине в стакан, промахнулся и не заметил этого.

— А что такое «дыбать по зенкам»? — спросила она.

— Чисто бабский прикол, — оскалился громила. — Выдавливать каблуками глаза у раненых и связанных. Не пробовала?

— Пока нет.