– Вы хотели сразиться с самым большим задирой на детской площадке.

– Мы живем в феодальный век, инспектор. Мы воюем за нефть и предлагаем программы реконструкции в обмен на политические выгоды. У нас больше охранников на парковках, чем полицейских…

– Ради бога, избавьте меня от речей.

– Мы никому не хотели причинять зла.

– Рэйчел пострадала бы в любом случае.

Она поднимает на меня мокрые глаза, в которых кажется, видна соль.

– Я не хотела… мы отпустили Микки. Я никогда бы… – Она роняет руку с револьвером на одеяло, потом опускает голову и, качая ею, бормочет: – Мне жаль… Мне так жаль…

Эта жалость к себе раздражает меня. Я вытягиваю из нее остаток истории. Кирстен не смотрит на меня, описывая подвал и подземную реку. Рэй Мерфи пригнал туда под землей лодку и нарисовал для Джерри Брандта карту. Тому надо было пройти только несколько сотен футов, а потом передать Микки через сточный люк.

– Рэй знал место, где ее можно было спрятать. Я там никогда не была. В мою задачу входило послать письмо с требованием выкупа.

– И кому вы его послали?

– Алексею.

– А как же купальник?

– Джерри его придержал.

– Во что она была одета, когда вы ее отпустили?

– Точно не знаю.

– А у нее было полотенце?

– Джерри сказал, что оно было для нее почти талисманом. Она не выпускала его из рук.

Я напряженно раздумываю. Из всех возможных сценариев я упустил Говарда, будучи убежден в его невиновности. Я взвесил все улики и возможности и решил, что его осудили несправедливо. Кэмпбелл кричал, что я закрываю глаза на очевидное. А я думал, что это он не видит ничего, кроме собственных предрассудков.

– Но почему, скажите ради бога, вы попытались получить выкуп второй раз? Как вы могли снова заставить Рэйчел пройти через все это? Вы убедили ее, что Микки еще жива.

Ее лицо морщится, словно я задел ее больное место.