– Конечно, друзья… Я – полицейский, думаешь, не вижу, что стол был накрыт на двоих?

Парень развел руками, как бы волей-неволей соглашаясь.

– Старик, я не пью, не играю, не курю и не верю в искусственный рай. Так что, уж позволь мне хоть одну радость в этой жизни…

Он раздвинул деревянную дверь, возле которой они остановились, и пригласил их в дом. Потом вошел сам и старательно закрыл за собой дверь. Едва они оказались внутри, Юло поежился в своем легком пиджаке.

– А тут не жарко!

Гийом указал на аппаратуру, занимавшую всю стену напротив окон, выходивших в сад, – там довольно громко гудели кондиционеры.

– Эти приборы весьма чувствительны к теплу, поэтому и приходится включать кондиционер на полную мощность. Если у тебя проблемы с ревматизмом, могу дать тебе теплое отцовское пальто.

Никола вдруг ловко ухватил Гийома за голову, заставил согнуться, и улыбаясь, принялся шутливо бороться с ним.

– Уважать надо стариков, не то услышал бы сейчас не скрип моих суставов, а хруст своей сломанной шеи.

– Ладно. Ладно, – поднял руки Гийом. – Сдаюсь, сдаюсь…

Юло отпустил его, и Гийом упал, отдуваясь, в кожаное кресло на колесиках, стоявшее перед аппаратурой. Пригладил взлохмаченные волосы и предложил гостям расположиться на диване у стены между окнами. Нацелил на Никола указательный палец.

– Знай, я уступил только из уважения к твоим годам А не то ты у меня поплясал бы.

Юло опустился на диван и откинулся на мягкую спинку, стараясь справиться с одышкой.

– Слава богу! Потому что, признаюсь честно, с ревматизмом ты попал в самую точку…

Гийом повернулся вместе с креслом, снова оказавшись напротив Фрэнка и Юло. Лицо его стало вдруг серьезным.

Хорошо, подумал Фрэнк, у этого парня есть чувство меры.

Он окончательно убедился, что они нашли нужного человека. Теперь оставалось только надеяться, что Гийом еще и отлично знает свое дело, как уверял Никола. Наступил главный момент, и Фрэнк заметил, как учащенно забилось у него сердце. Он бросил взгляд за окно на солнечные блики, игравшие на поверхности бассейна. В безмятежном спокойствии этого райского уголка весь остальной мир невольно казался бесконечно далеким.

Его судьба, судьба Елены, судьба генерала, ни за что на свете не желающего проиграть ни одну войну, и судьба комиссара, у которого не осталось никаких желаний, кроме одного – достойно пережить смерть сына… И судьба неуемного убийцы, в жизни которого было, очевидно, столько безумия и жестокости, что они-то и превратили его в того, кем он стал.

А ведь все могло быть так легко, если б только…

Он очнулся. Голос его с трудом перекрыл гул кондиционеров.