При благоприятном исходе он получит яхту, какую ему хотелось, и сможет кружить по свету в свое удовольствие, свободный, как ветер. Сравнение, нисколько не казавшееся ему банальным, подходило как нельзя лучше. В случае провала – думая об этом, он усердно стучал по дереву – последствия были бы все же приемлемыми. Во всяком случае не настолько губительными, чтобы совсем испортить ему жизнь.

Благодаря придуманным уловкам риск оставался умеренным, насколько вообще может быть умеренным риск. Гудзон знал ему цену: он не был настолько алчным и развращенным, чтобы поднять ее до непосильного уровня.

Он управлял нитями игры, которая вскоре принесет на его счет, открытый на Каймановых островах, немалую сумму в дополнение к уже выплаченной. Он подумал о человеке, перечислившем эти деньги, о своем клиенте Осмонде Ларкине, сидевшем сейчас в американской тюрьме.

Этот человек был ему глубоко отвратителен. При каждой их официальной встрече Гудзон чувствовал, как отвращение возрастает. Глядя в жестокие, свинячьи глаза Ларкина, считавшего себя хитрее всех и полагавшего, будто весь мир у него в долгу, слыша наглый тон этого человека, Гудзон чувствовал тошноту. Но этот ловкач был еще и дураком. И как все дураки, не мог не чваниться своей ловкостью, что и стало причиной его пребывания за решеткой. Гудзон с удовольствием выложил бы все это Ларкину прямо в лицо в комнате для переговоров, встал бы из-за стола и ушел. И если бы до конца последовал своим побуждениям, то даже нарушил бы профессиональную тайну и сам рассказал бы следователям все, что их интересует.

Но этого нельзя было делать.

Не говоря уже о личном риске, он не мог подвергать опасности людей, которые помогли ему войти в этот круг. Это означало бы взять в руки пульт и выключить телевизор, на экране которого сияет чудесная картинка – изумительная яхта, рассекающая волны, и статный юноша у руля…

Нет, ничего не поделаешь, при всей неприязни к Ларкину с чем-то так или иначе приходилось мириться, если он хотел получить желаемое.

Не все, повторил он себе, но много и сразу.

Гудзон подошел к яхте спонсора. Лодки, стоявшие вплотную друг к другу, еле просматривались в полумраке. На одних горело слабое дежурное освещение, другие окутывала тьма, и они лишь слегка бликовали от света соседних лодок.

Он осмотрелся. На пристани ни души. Бар закрыт, пластиковые стулья поставлены друг на друга. Шторы подняты. Он нашел это странным. Хотя время и позднее, но ведь летними ночами всегда находится немало людей, которым не спится. Особенно здесь, на Лазурном берегу. Ему вспомнилась история про серийного убийцу, о котором рассказала Серена. Может, поэтому он сейчас здесь один? Может, никто не решается гулять в одиночку во избежание малоприятных встреч. Когда люди чего-то опасаются, они обычно стараются держаться вместе, теша себя иллюзией, будто смогут защитить друг друга.