«Ирландские мужчины и женщины, во имя Господа нашего, во имя предков наших, от которых и пошли древние традиции народа, Ирландия с нашей помощью собирает детей своих под свои знамена и будет биться за свободу и счастье…»
«Ирландские мужчины и женщины, во имя Господа нашего, во имя предков наших, от которых и пошли древние традиции народа, Ирландия с нашей помощью собирает детей своих под свои знамена и будет биться за свободу и счастье…»
Хики продолжал свой рассказ, сплетая в нем исторические факты и собственные измышления, документальные доказательства и личные пристрастия, выставляя себя как главного участника многих известных событий, произошедших за десятилетия после ирландского восстания в пасхальный понедельник 16-го года.
Большинство репортеров с открытыми ртами слушали историю Хики; другие были нетерпеливы и озадачены.
Казалось, Хики не обращал никакого внимания ни на них, ни на операторов, ни на осветителей. Время от времени он упоминал про собор, чем возбуждал интерес присутствующих, затем вновь уходил в пространные рассуждения относительно вины британского и американского правительств или правительств разделенной Ирландии, старательно избегая при этом говорить со злобой и ненавистью о народах этих стран.
Еще он рассказывал о своих страданиях, ранениях, своем замученном отце, смерти своих друзей, своей единственной потерянной любви, при этом вспоминая каждого человека по имени. Он сиял лучезарной улыбкой, когда говорил о своих революционных победах, и мрачно хмурился, когда предупреждал о тяжких последствиях раздела Ирландии. В конце концов он сам утомился от своего бесконечного рассказа и попросил стакан воды.
Рот воспользовался паузой и начал задавать вопросы:
– Не могли бы вы подробнее рассказать, как удалось захватить собор? Каковы ваши требования? Будете ли вы убивать заложников и разрушать собор, если…
Хики поднял руку вверх, призывая его замолчать.
– Я еще не закончил свое выступление, парень. Так на чем я остановился? А, да. Тысяча девятьсот пятьдесят шестой год. В этом году, помнится, ИРА, действуя с юга, развернула кампанию против британских оккупантов, захвативших шесть северных графств. Я командовал взводом в одном местечке недалеко от Дунского леса, нас осадил целый полк парашютистов британских войск, которых поддерживали эти убийцы из Королевской ольстерской полиции. – Хики продолжал в том же духе.
Лэнгли долго наблюдал за ним из угла, затем перевел взгляд на газетчиков и телевизионщиков. Они казались просто жалкими, но Лэнгли подумал, что зрители воспринимают Хики совсем иначе. Он придерживался довольно трудной манеры рассказа, где простота граничит с грубоватостью. Сидя перед камерой, он потел, курил, кривился, чесался – что-либо подобного по телевидению не передавалось уже давно.