– Со мной все в порядке.

– Отлично. Но вот только что-то крови многовато.

Она вздохнула:

– Хорошо, поехали в Гилрой. Ты увидишь больницу прямо с шоссе. – Она немного помолчала. – Больно, Нат.

– Мы же не вводили тебе лидокаин. Конечно, будет больно.

В разбитые окна задувал ветер, шурша разбросанными по машине бумагами. Брук заерзала.

Что касается меня, то, должен признаться, мое терпение уже кончалось, и я начал понимать, что если немедленно не получу анестезию сильнее, чем лидокаин и адреналин, то не смогу переносить боль так же мужественно, как доктор Майклз.

Через десять минут безрассудно быстрой езды я свернул на дорогу № 101 и снова нажал на педаль газа.

Огни я увидел раньше, чем услышал вой сирены, – на потрескавшемся заднем стекле внезапно появились белые, синие и красные отсветы.

– О, только не это! – не сдержался я.

92

92

Брук лежала тихо, и это мне совсем не нравилось. Она явно потеряла много крови и ослабела. Наконец раздался какой-то сонный звук:

– Что?

– Черт возьми, полиция.

– Это хорошо.

– Ничего хорошего.

Я не остановился даже тогда, когда полиция уже повисла у меня на хвосте. Что-то прокаркал микрофон, но из-за свистевшего ветра разобрать слова оказалось невозможно. Вряд ли, впрочем, офицер желал мне счастливого пути.

И тем не менее я не остановился. Несколько миль он проехал вплотную к моему бамперу, а потом к погоне присоединилась еще одна машина, заблокировав меня слева. Взглянув в ее кабину, я увидел, как полицейский поднял руку к плечу, приказывая мне остановиться.